Глаза привыкали к темноте, постепенно я начал различать контуры створок. Небольшой кусочек свободы, окошко, виднелось тусклым пятном. В Зоне наступило утро, и скудные солнечные лучи едва освещали нутро помещения колхоза.

Пробежали несколько минут, и в окно сунулась морда зверя. Собака! Я плохо различал очертания, но понимал, в плане красоты они не далеко ушли от туши. Собака засунула нос и медленно стала водить им. Казалось, она вдыхает каждую молекулу и анализирует ее, составляя четкую картину – что же там скрывается в темноте.

Трофимыч не стрелял. Вспыхнула аномалия, и собака залаяла. Хрипло, с надрывом. Ринулась вперед, пытаясь протиснуться внутрь, однако размер окошка не позволял влезть полностью. Только голова протиснулась, потеснив в сторону морду «туши».

– «Незрячий пес», – громко сказал Трофимыч, пытаясь перекричать собаку. Он встал и, не опуская оружия, приблизился к двери. Пес начал сходить с ума. Его лай подхватили, и теперь гвалт звучал везде.

– Тихо! – крикнул на пса сталкер.

Тот не собирался прекращать. В оконце появилась следующая морда, но втиснуться уже не получалось.

Залепленные будто пластилином глаза контрастировали с потухшими гляделками «туши».

– Включай свет, – распорядился сталкер.

Я при скудном освещении нашарил лампу, долго тыкал по столу в поисках зажигалки Трофимыча. Опрокинул импровизированную пепельницу, чуть не завалил баклажку. Наконец-то разыскал. Щелкнул, огонек появился, спрашивая, чем помочь, хозяин? Я распалил лампу под непрекращающийся лай псов. Трофимыч внимательно осмотрел окошко. Потом резко поднял автомат и прикладом заехал по пасти пса. Раздался жалобный визг, и морда исчезла.

– Не пролезет, – резюмировал сталкер.

Он вернулся за стол, потирая лоб.

– Не пролезет, зато лаем заколеблет, – продолжил он.

– Их там много? – спросил я и показал пальцем вверх.

– Не считал, – ответил сталкер, – н-да, ситуация становится непонятной.

– Почему?

Я тоже сел на табурет и стал собирать выпавшие бычки назад в банку.

Трофимыч же закурил сигарету и ответил:

– Есть шанс, что они «тушу» объедят и она станет легче. Значит, мы сможем приподнять створку, просунуть рычаг и попытаться ее открыть. Вот когда наступит этот счастливый момент, сказать не готов. Правда, стая этих шавок отпугивает потенциальную помощь. Вряд ли одинокий сталкер рискнет их расстрелять. Патронов пожалеет, да и лезть на рожон не в правилах местных обитателей.

В подтверждение его слов, пес засунул голову и залаял, брызгая слюной.

– Они сильно опасные? – спросил я и тут же уточнил: – слышал, стая таких псов способна загрызть человека.

– Да. Раньше как-то было легче. Вроде внешне псы такие же, как и пять лет назад, а повадки изменились. Хитрее стали, злее. Это обратный процесс, мы учимся эффективно их убивать, они впитывают при рождении, как лучше нам горло перегрызать. Я, впервые попав в Зону, со страху выпустил в них весь боезапас. Повезло, что не сам топал, а напарник был с ружьем. Вот картечью их замечательно порвало.

– У нас солдатика загрызли. Лицо все порванное, смогли опознать по униформе и крестику, – сказал я.

– Бывает. Эх, раньше их с ножа резали. Теперь же в большие стаи собираются, как не кобели, а как суки.

С каждым предложением Трофимычу приходилось повышать голос. Лай не умолкал ни на секунду.

– Заколебали, – громко крикнул сталкер. Положил автомат на стол и махнул в сторону двери:

– Пойди по зубам настучи. На время заставит замолчать.

Трофимыч затянулся и впечатал окурок сверху, точно ставя печать. Тонкая струйка дыма быстро развеялась, оставляя запах табака. Я продолжал сидеть. Нет, во дворе понятное дело приходилось дворняжке зарядить под зад, чтобы не мешала, или, взяв кирпич, отогнать большую собаку.

– Ну? – спросил Трофимыч и пододвинул автомат поближе ко мне.

– Стремно, – признался я, – зубы у них здоровые.

– Страшно? – уточнил сталкер.

– Угу.

– Так поэтому и говорю тебе – пойди и ударь. От зубов уворачивайся, а лучше вообще не давай возможности укусить. Мне это не проблемно сделать, тебе же – опыт. Понимаешь?

Это «правда» и «понимаешь» уже приелось хуже овсянки в столовой. Понимаю. Я взял за цевье автомат, и под лай псов направился бить по зубам. Вспомнилась история. Я подрабатывал на «Скорой помощи», санитаром. Закончил первый курс училища и устроился на лето. Вот возле станции крутилась свора собак. Нас, взрослых, они не задевали, старались обходить стороной. Три-четыре, вечно грязные, собаки любили пугать школьников. Я в тот день спешил на дежурство, и увидел, как девочка лет двенадцати закрывает собой малыша. Собаки стали перед ними и рычат. Дети назад пятятся, собаки рычат. Они вперед, уговаривая, пропусти хорошая собачка. Не помогает – рычат.

Забаву отыскали, детей пугать. Я встал между собаками и детьми.

– Лучше ходить другой дорогой, – посоветовал малышне.

Девочка серьезно взяла малыша за руку и повела в школу. Собаки зарычали, я цыкнул на них, и они замолкли.

Малыш же обернулся и сказал:

– Спасибо.

Почему-то эта история сейчас вызвала еще больше гнева. Собака? Так ты должна служить людям, не пытаясь отхватить кусок бедра. Лучший друг называется.

Слабость в конечностях исчезала. Я старался не смотреть на пса, хотя это крайне тяжело. Пасть с желтыми зубами, будто их натерли краской, и с черным языком, не вызывала желание подходить.

Я остановился в шаге. Слюни долетали до меня, падая на штаны и куртку.

– По зубам бей! Не позволяй открывать на себя пасть, – раздался совет от бывалого сталкера.

Легко сказать, да трудно сделать. Вскинул автомат, повторяя движение Трофимыча, я с подскоком нанес удар по морде прикладом. Пес без глаз сумел среагировать и резко дернул уродливой головой вверх. Приклад прошелся по подбородку, слюни щедро оросили меня, точно сунулся под водосточную трубу во время дождя. Размышлять, откуда столько слюней у пса, я не стал, а отпрыгнул назад. Вовремя. «Слепой пес» попытался клацнуть меня по руке. Не успел!

Пес, не сумев меня укусить, спрятал голову и суетливо пролаял. Клянусь, он жаловался своим братьям на меня. И они начали неистово возмущаться. Пес исчез из моего поля зрения. Я присел и на карачках, подняв перед собой автомат, подполз к окошку. Руки начали трястись, как у неврастеника. Внезапно я понял, в схроне жарко. Видимо вентиляция нарушилась. Вот еще, почему окошко оставили открытым. Свободный воздух гулял, выдувая влагу. Теперь же размер окна уменьшился.

Перед моим лицом болталась «туша». «Слепые псы» продолжали рвать мутанта на обед. Однако в окошке я их не наблюдал.