— Но ведь собираешься? Или уже передумал? Ты и вправду едешь к моему родителю затем, чтобы узнать свою судьбу? Ждешь от него подсказки?

— А ты мне не веришь? Думаешь, что я еду с другой целью?

— Да кто тебя разберет. Ты же такой скрытный, лишнего слова не скажешь. Даже Бандекка из «Золотого колеса» не смогла тебя разговорить, а уж она ловко втирается в доверие к мужчинам. Зато, кажется, она осталась довольна, проведя с тобой ночь. А Бандекка — разборчивая девка, с ней далеко не каждому удается переспать даже за золотые, а тебя она и бесплатно привечает. Ты, наверное, счастливчик по женской части. Вот и эта Марина бросала на тебя весьма любопытные взгляды, — а ведь она девица из благонравного семейства, да еще и невеста богача Варадата.

— Что-то ты слишком много говоришь о Марине. — Донато не то с насмешкой, не то с раздражением покосился на своего спутника. — Может, эта девушка тебе самому понравилась?

— Нет, я о таких добродетельных девицах даже не помышляю, — отмахнулся Бартоло. — Предпочитаю получать женщин за деньги. Это надежней и легче, не надо долго добиваться взаимности. Настоящие воины берут женщин походя, в перерывах между боями и походами, им некогда тратить время на ухаживания.

— А ты твердо решил избрать ремесло воина?

— Конечно. А ты разве нет?

— Гм… Мне надо еще подумать, осмотреться. Может, здесь, в Таврике, найдется что-нибудь повыгоднее военного ремесла.

— Торговля? Ну, чтобы в Кафе начать свое дело, надо иметь хоть какие-то средства, а у тебя, как я понял, с деньгами негусто. Можно, конечно, обратиться к ростовщикам, но это рискованно. Если твоя первая сделка прогорит, так наши здешние лихоимцы за долги упекут тебя в тюрьму, а то и продадут в рабство. Нет, я в эти хитрые торгашеские дела не ввязываюсь. Лучше уж наймусь на военную службу. И тебе советую то же самое. На военном поприще в наших краях очень скоро можно будет неплохо заработать.

— Вот как? А я думал, что в Таврике — мирная жизнь, не то что в Италии, где вечные распри между городами и князьями.

— Мирная? Да ты смеешься, что ли? — воскликнул Бартоло. — Неужели еще не понял, что здесь все кипит, как в котле? Ну, если не понял, так я тебе объясню. Знаешь ведь, наверное, что Таврика еще в прошлом веке была захвачена татарами и вошла в их Золотую Орду под названием Крымский улус? Но генуэзцы здесь живут и торгуют благодаря договорам с татарами, которым нужны такие опытные союзники в торговых делах. Все держится на взаимной выгоде. Даже в гербе Кафы латинский крест соседствует с татарской тамгой.

— Да, генуэзские купцы ради выгоды подружатся и с чертом, — криво усмехнулся Донато.

— Ну, ты не чванься, у вас в Риме тоже не святые живут, — махнул рукой Бартоло. — Так вот, для успешной торговли генуэзцам нужно спокойствие в Таврике и на торговых путях, а спокойствие может обеспечить только твердая власть. В Орде такую власть сейчас имеет хан Мамай. Но он не природный потомок Чингизидов, и против него выступают многие местные беи. А в союзе с этими беями находятся греки-феодориты — вечные наши соперники за земли и торговые пути. Например, для Кафы очень важна торговля с Русью — это большое княжество на севере. Но греки стараются поссорить тамошнего князя с Мамаем и с генуэзцами. Тем более что русичи давно хотят сбросить власть татарского хана.

— А эта девушка — Марина — родом из Руси? — уточнил Донато.

— Наверное. Сам я никогда в тех краях не бывал, но знаю, что земля та богата пушным зверем, серебром, медом… еще чем-то, не знаю. Словом, генуэзским купцам выгодно было бы приручить этих северных варваров. К тому же сухопутные торговые пути проходят через Русь и Литву, а эти пути нам понадобятся, если венецианцы, не дай Бог, перекроют нам морской пролив.

— Венецианцы перекроют пролив? Но для этого им надо иметь поддержку Византии, а там, насколько я помню, нынешний император — ставленник генуэзцев.

— Ты не знаешь новостей, Донато. Уже больше месяца, как прежний император Иоанн при помощи венецианцев вернулся на престол.

— Трудно уследить, с какой частотой Генуя и Венеция чередуют свое влияние на побережье, — усмехнулся Донато. — Да, опасность для кафинской торговли велика.

— Опасность велика, и генуэзцам просто необходим договор с русским князем, но пока там ничего не выходит. Теперь ты понял, что все запутано и пахнет войной?

— Кажется, понял. Значит, с одной стороны — генуэзцы и Мамай, с другой — греки и местные беи, враждебные Мамаю. И все будет зависеть от того, на чью сторону склонится русский князь.

— Если русский князь решит воевать против Мамая, то мы, конечно, поможем хану, у которого нет своих пехотинцев-арбалетчиков. И эта война непременно принесет нам победу и немалые барыши.

— Кто знает. Исход любой войны непредсказуем.

— Все равно война — мое ремесло, и мне за нее хорошо заплатят. Конечно, отдавать свою жизнь за какого-то татарского хана я не собираюсь, сражаться до последнего вздоха не намерен, а вовремя отступлю, если чаша весов склонится не в нашу сторону. Но прежде чем ввязываться в драку, я, конечно, получу свои денежки и надежно их припрячу.

— Ну, дай-то Бог, чтобы ты их получил и они пошли тебе на пользу, — сказал Донато со скрытой иронией.

Разговаривая, всадники ехали быстрым шагом по каменистой дороге, которая петляла между холмами, перешедшими затем в горы. Склоны этих гор были частью скалистыми, частью поросшими лесом, и их вершины причудливыми зубцами врезались в ярко-голубое небо.

— Теплая нынче осень, — посмотрев вверх, заметил Бартоло. — Солнце такое, что даже голову мне напекло. Неплохо бы сейчас посидеть в прохладном месте и чего-нибудь выпить. Здесь по пути есть одна харчевня у отрогов Черной скалы, называется «Морской дракон». Там хозяин — кривой Гуччо, бывший пират. Он, конечно, мошенник, но вино у него отменное. И меня он никогда не обманет по старой дружбе. Впрочем, в окрестностях Кафы все знают Бартоло-задиру, и никто не решится стать мне поперек дороги.

Донато усмехнулся, не очень поверив хвастливым заявлениям своего спутника, но не стал возражать против посещения харчевни. Сие придорожное заведение, построенное из дикого камня и украшенное над входом незатейливым рисунком корабля с головой дракона на носу, располагалось в удобном месте, возле источника, на бойком участке дороги. Навстречу путникам выбежал мальчишка-слуга и принял у них лошадей. Возле дома под навесом стоял длинный стол, на котором толстяк в фартуке и колпаке разделывал рыбу. Кивнув повару, как старому знакомому, Бартоло вошел в харчевню с грозным названием «Морской дракон». Донато проследовал за ним в темноватое помещение, заполненное столами и скамьями. Посетителей в харчевне было немного — человек семь-восемь, но все они имели, как показалось Донато, довольно подозрительный вид. Впрочем, в «Золотом колесе» он уже встречал таких же молодчиков, похожих одновременно на солдат, пиратов и странствующих торговцев.

Прихрамывая, навстречу новым посетителям вышел пожилой, но еще довольно крепкий человек с седеющей курчавой бородой. Нетрудно было догадаться, что это и есть хозяин таверны Кривой Гуччо: повязка на глазу и серьга в ухе свидетельствовали о его пиратском прошлом. Он радушно поприветствовал Бартоло, а на Донато бросил быстрый и цепкий взгляд.