Первым чувством была обида — не мог по-человечески попрощаться? Потом обида уступила место горечи — вот тебе и благодарность… Только к вечеру я немного успокоилась, почитав Святых Отцов. Все они были единогласны: сделал добро — жди искушений. Апостол Петр говорит: «Что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу. Ибо вы к тому призваны, потому что и Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его»[12]. Преподобный авва Дорофей свидетельствует: «Кто совершит дело, угодное Богу, того непременно постигнет искушение; ибо всякому доброму делу или предшествует, или последует искушение, да и то, что делается ради Бога, не может быть твердым, если не будет испытано искушением». Любимый Исаак Сирин заставляет даже радоваться: «Не тот любитель добродетели, кто с борением делает добро, но тот, кто с радостию приемлет последующие за тем бедствия». С радостью были нелады… Я вдумалась в слова «с радостию приемлет последующие за тем бедствия». Но бедствий-то пока нет, слава Богу. Почему же не радоваться? Потому что ты к нему привязалась, напрашивался ответ…

Когда Анна Вячеславна вышла на кухню, я сказала:

— А Сергея-то больше нет у нас…

— Да, вы знаете, Наташенька, он пришел, попрощался со мной так ласково, ручку поцеловал, как заправский кавалер. Ну конечно, у него же дела.

— Какие там дела! — усмехнулась я.

— А что он сказал вам на прощание?

— Что, что! Прощай, и ничего не обещай, и ничего не говори…

— Это как-то невежливо, — покачала головой соседка. — Может, вы не все расслышали?

— Может… А куда он отправился, не сказал?

— У него ведь жена, дочка… к ним, наверно. Куда же еще?

Через пару дней постиг меня новый удар. На федеральном канале — на огромную зрительскую аудиторию — был показан снятый Федей сюжет, на монтаж которого меня не допустили и времени выхода не сообщили. О прошедшем эфире я узнала из того, что стали звонить знакомые даже из других городов и поздравлять с «отличным парнем, которого я себе нашла чудесным образом». Сначала я объясняла, что снимали совсем не о том, а потом просто отвечала:

— Уже сбежал.

Позвонил и Вадим.

— Поздравляю! Так вот на кого ты меня променяла! — язвительно сказал он. — Любишь ты мужичков своим интеллектом задавить, а потом за горло и в койку, сиречь — в церковь! Добрые дела в тайне делаются, читай первоисточник.

Сам он уже повенчался с одной «бывшей известной в провинции артисткой», которая, «придя к вере, бросила лицедейство и для смирения» теперь работала уборщицей в нашем храме. Она «долго молилась», чтобы Господь послал ей верующего мужа вместо бывшего, неверующего главного режиссера провинциального театра. Вот Он и послал ей по сердцу ее. Но я еще этого не знала и ответила, оправдываясь, не обращая внимания на его хамский тон:

— Я даже не видела кина… Но, наверно, там совсем не про то…

Федя долго скрывался от меня, но когда, наконец, я его поймала на телефоне, он тоже стал оправдываться:

— Наталья, ты понимаешь, рано еще нашему зрителю про Христа говорить… Да и начальство настаивало на мелодраме. Знаешь, какой рейтинг у сюжета? Его уже дважды повторяли.

— Господи, помилуй! С кем я связалась! Федя, ты же интеллигентный парень… был.

Время на выяснение отношений отсутствовало, надо было дописывать роман. Но обида на всё и вся душила меня, не давая сосредоточиться. За эти дни я должна была написать больше двух десятков страниц текста. Господи, помилуй, взывала я, Господи, помилуй. Хотелось сдаться, бросить роман с его нечеловеческими сроками! Но Господь вдруг дал мне возможность еще раз убедиться, что ничего случайного не бывает. Я вдруг догадалась, каким образом завершить одну из главных интриг романа, в которой страсти были нагнетены до кипения. Героиню жизнь побила так, что выхода, казалось, не было. И именно благодаря своему тогдашнему раздрызганному душевному состоянию, сердцем я поняла: ей надо простить предательство и пожалеть предателей. С большим облегчением я так и поступила — и в своей душе, и в жизни моей героини. Все стало на свои места. Роман был закончен в срок.

Меня долго не покидало чувство, что я вышла на свободу после долгого заключения. И может, потому прояснилось для меня и состояние Сергея, когда у него произошло это в буквальном смысле…

Через пару месяцев МихАбр, директор издательства, предложил написать мне другой роман.

— Про что хочешь, только с динамичным сюжетом, могешь, — похвалил он и снова определил нечеловеческие сроки.

Выбора, кроме темы, у меня не было. А тема появилась сама собой. Одна моя институтская знакомая в поисках истины забрела совсем не туда — попала в тоталитарную секту. Я немного изучила этот вопрос и решила написать повесть-расследование, почему человек попадается на удочку сектантов…

Процесс пошел, ежедневная норма «листажа» рассчитана…

И вдруг позвонил Сергей.

— Где ты? — обрадовалась я.

— Проездом… — сказал он усталым, тихим голосом.

— Ну, заходи, что ли…

Когда я увидела беглеца, весь вид выдавал серьезную болезнь. Мы по старой традиции почти молча попили на кухне чая. Я не стала его пытать о жизни: судя по состоянию, он все равно не сказал бы ничего вразумительного.

— Слушай, у тебя какие-то желтые глаза, — присмотрелась я.

— Это от усталости. У меня температура.

Шкала термометра мгновенно поднялась до сорока. Сергей снова отказался от «скорой» и слег в «своей» комнате. На следующее утро его белки на глазах были ярко-лимонного цвета.

— У тебя желтуха, — испугалась я. — Она ведь заразная…

— Я сейчас уйду…

— Ну что ты несешь! Поздняк метаться! Тебя надо срочно в больницу, иначе загнешься!

«Скорую» он почему-то ненавидел. Сергей с трудом оделся, и я повела его в поликлинику. В регистратуре на нас сразу стали орать в три глотки, зачем пришли заражать всех, и вызвали «скорую». Врач спустилась вниз и написала направление. Его забрали.

— А мне что делать? — спросила я у врача.

— Ждите три недели, при первых признаках желтухи — немедленно в стационар, — ласково ответила та.

— А как-то обеззаразить помещение?

— Сделайте влажную уборку квартиры с хлоркой.

— А вы не должны? — поинтересовалась я.

— Обязательная санобработка отменена. Теперь спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

Это были «лихие девяностые»…

Оставалось одно верное средство. Я заказала водосвятный молебен Спасителю и окропила квартиру святой водой и — Бог миловал — не заразилась.