Враг, поняв, что я настороженно затихла и попала в плен его тела и стены, начал играться не только членом, но и освободившейся рукой. Погладил каждый вход для секса. Медленно обвел по контуру, дразня и вызывая дрожь в теле. Пальцами он двигался непозволительно дерзко и заставлял меня еще сильнее сжимать простыни и подушку. Бессильно злиться, чувствуя кончик пальца, который скользил в каждый проход, немного растягивая мою плоть, на что я каждый раз зажимала мышцы бедер.

Бонифаций лишь с забавой игрался, поглаживал плоть то там, то там, а потом одновременно везде ласкал. И чем больше я сжималась, тем настойчивее и глубже пальцами проникал внутрь меня. Распаляя, растягивая, возбуждая, заставляя гореть от унижения при мысли, что все это видел и слышал Рафаэль. Была одна надежда, что муж находился слишком низко, а кровать высоко и близко к окну.

—Расслабься, я хочу и туда, и туда, и туда. Всюду успеем. У нас есть пару часов,— наверное, устав от моего сопротивления он, наконец вытащил из меня пальцы.— Если будешь сопротивляться, сделаю тебе очень больно. Притворись на этот раз, что спишь со мной ради жизни мужа. Если останусь доволен, то оставлю вас двоих в живых. Побудь потаскухой еще немного!

Пока он отпустил мои руки, чтобы взять член, я, услышав вновь «потаскуха», извернулась, легла спиной и от гнева ухитрилась коленом врезать по мужской ноге. Жаль до паха не дотянулась. Попыталась рвануть с кровати, но зверь схватил в охапку и опять повалил спиной на кровать. У меня словно второе дыхание зажглось, внутренние резервы открылись. И я начала вновь биться со зверем. С неравным соперником!

Мы оба обезумели. Вертелись, как дикие, сумасшедшие звери, которые действовали на инстинктах. У него был инстинкт — унизить, завалить на лопатки, а у меня не дать себя унизить и взять. Я была не человеком, а добычей, загнанной в угол. Дикой, необузданной. Цеплявшейся ногтями и зубами во врага. Но со временем все же стало понятно, что мужчина намного сильнее и завалил на лопатки. Но несмотря на неудачу я металась, натурально рычала и издавала разные стоны, после чего укусила Бонифация за ухо. Он озлобленно взял мои руки, до боли сдавил их одной своей, чем вызвал мой стон и прогиб в спине.

—Давай…еще… твое бессмысленное трепыхание еще сильнее заводит!— от того что выгнулась, грудь бесстыдно приподнялась и набухшие соски приковали взгляд Бонифация. Он наклонился, видно, чтобы укусить, но ослабил хватку на моих руках, чем я и воспользовалась.

Не помня себя, хлестнула мужчину по щекам, зная, что это предел. Поднимая руку на принца будь готова к смерти. Но моя душа буйствовала, гремела от чувства унижения. Не страсть или чувства двигали Бонифацием, как ранее, а желание унизить меня. Уничтожить. Раздавить мое тело и душу вместе с ним. Одна мысль, что вот этот холодный и злой Артур будет как раньше меня «любить», хотелось выпрыгнуть в окно и разбиться вдребезги. Я не хотела ощущать его ненависть.

Назад дороги не было. Бонифаций перешагнул черту, поэтому и я теперь не боялась последствий.

На пощечину он разозлился, произнес что-то нечленораздельное и вновь сдавил мои мельтешащие руки между собой.

Я зажмурилась, приготовилась получить удар в лицо, но время шло, а наказания не следовало, поэтому приоткрыла веки, разглядывая черноволосого мужчину, застывшего надо мной.

—Была бы ты страшненькая, непременно ударил, но не хочется уродовать тебя. Но ты нарвалась!— пришел он к какому-то выводу. Поднялся с кровати, оставив меня лежать и смотреть на девственный балдахин.

Мое сумасшедшее сердце от накатившего облегчения и огня надежды едва не вырвалось из грудной клетки, но как только услышала стон Рафаэля на полу рядом с кроватью пыл радости поумерила, ибо муж мог видеть и слышать творившееся безобразие.

Возникло немедленное желание — выжить и спасти Рафаэля. Все же я считала его неким собратом по несчастью, который попал в ловушку политических интриг и ко мне относился уж явно лучше всех мужчин вместе взятых.

Увидев удалявшуюся спину Артура в направлении трюмо и сундуков, я решилась. Взялись силы горы свернуть и мир обуздать. Голова заработала и пришла умная мысль — единственное, что не испробовала для спасения- это выпрыгнуть из окна в ночь и пусть рисковала сломать ноги, но это последний шанс…

Я развернулась и потянулась вперед за спасением, ухватилась мокрыми от страха пальцами в подоконник, коленом залезла на него, ощущая свежий ночной воздух, но тут же мощные руки обхватили за талию и швырнули обратно на кровать, вызвав у меня панический крик. Бонифаций скрутил меня, взяв запястья обеих рук, после чего туго связал мои локти каким-то платьем, не давая возможности вырваться или сдвинуться. От силы сжатия загорелась кожа на локтях и хотелось выть.

Одной рукой враг поднял мои плененные руки над головой, а второй подцепил мое ночное одеяние и, оголив мое тело, задрал вещицу до лица. Затем просунул тряпку между моих губ и теперь сколько бы я не пыталась произнести слова получался сдавленный стон. Языку мешалась тряпка. Я ее кусала и пыталась выплюнуть, но бесполезно. Попутно вновь пойманная я извивалась по кровати, сбивая простыни и привлекая к себе еще больше внимания. Мое скольжение по простыням заставляло стекло в глазах врага менять оттенок и искажаться самыми жуткими эмоциями.

Я перестала скользить голым телом, когда увидела похотливые красные глаза от сияния луны. Вся кровать и мое тело будто в крови или горят опасным огнем.

Бонифация возбуждало мое сопротивление, то как я бесстыдно вертелась перед ним, пусть и с целью выбраться, но главное дразнила. Провоцировала порочный, грязный взгляд. Мужчина уже много раз мысленно раздвинул мне ноги и поимел.

В дрожь бросило от его эмоций.

Он взял меня за ноги и максимально широко развел их в стороны, открывая полностью мою плоть между ног.

Мы глубоко и часто задышали. Неизвестно, кто тяжелее.

—Хороша, дрянь!— протянул сомнительную похвалу.

О! Дьявол, я лишь сильнее его завела своим поведением.

От этого взгляда мурашки по телу и ощущение, что кожу содрали ножом.

Нет. Не было никаких попыток возбудить, а лишь желание использовать. Взять. Подмять. Что угодно, но без эмоций. Без нежности, только голая физиология и жесткость. Одна рука держала мои руки над головой, а мужское тело, воспользовавшись моей беспомощностью, навалилось сверху, вклинившись между ног.

Бонифаций погладил мое тело, словно знакомился с ним заново. Шею, ключицы. Нет. Не нежно, желая вызвать дрожь блаженства, а сухо, как предмет.

Обхватил две груди и сжал, а большим и средним пальцем сжал напряженные соски. До боли сжал, а потом медленно перетер между пальцами и принес вязкую боль, которая разлилась по мышцам и венам. От каждого болезненного прострела в груди я елозила по простыням, но между ног мешался член, который я нечаянно задевала своей плотью. От этого я, словно обжегшись, в ту же секунду поднимала бедра.

Артур с наслаждение повторял болезненную пытку моей груди, чтобы я и дальше задевала головку члена. Он наслаждался ощущением того, как я не хотела нашего соития и старалась всячески избежать. Если мне удавалось немного убрать бедра от его возбужденной плоти, то он тут же подавал бедра немного вперед.