В 1924 г. правительство Ирана обратилось к известному архитектору, археологу и лингвисту Э. Херцфельду с просьбой подготовить подробный доклад, в который входило бы описание развалин и план их реставрации, а также проект раскопок и реконструкции Персеполя.

Доклад Херцфельда был издан на французском и персидском языках. Херцфельд примерно подсчитал время и определил стоимость затрат, необходимых для производства раскопок. На деле расходы во много раз превысили названную им сумму.

Раскопки были предприняты по инициативе известного египтолога, основателя Восточного института при Чикагском университете профессора Джеймса Генри Брестеда. В 1931 г. в Персеполе начала работу экспедиция под руководством Херцфельда. В первый сезон раскопали большую часть здания, которое археолог назвал «гаремом Ксеркса». Его начали восстанавливать как жилье для тех, кто вел раскопки, а также музей для хранения найденных предметов. Восстановительные работы шли по тому же методу, что и строительство ападаны, описанное выше. В сезон 1932 г. было сделано крупное открытие – откопана восточная лестница ападаны. Расчистили также «Ворота Всех стран» и раскопали часть Тройного портала. На третий и четвертый сезоны, в основном, расчищалось пространство между ападаной и Тронным залом.

В 1935 г. руководство раскопками принял археолог Э.Ф. Шмидт, имевший опыт подобной работы в Ираке. Было вскрыто обширное пространство на территории сокровищницы и найдено два замечательных рельефа с изображением Дария во время аудиенции, а также Тронный зал и окружающие его постройки. Обнаружили также ворота зала. В связи с началом Второй мировой войны раскопки были приостановлены. Шмидт опубликовал три тома, излагающие результаты своей работы.

После войны в течение многих лет, в весенние и осенние месяцы, на террасе Персеполя трудилось огромное число рабочих, набранных из близлежащих деревень. Город понемногу преображался, загораживался пластиком от назойливых посетителей и навесами от непогоды, становился привлекательнее для… туристов.

Что происходило здесь накануне той злосчастной февральской ночи 330 г. до н. э., когда сюда, в этот великолепный, но застывший мир, ворвался мир другой – необузданный, стремительный, честолюбивый? Контраст прекрасно чувствуется, если сравнить рукотворные символы этих двух столкнувшихся на переломе истории культур: дворец в Персеполе и Парфенон. Архитектурные идеи, лежащие в основе каждого из них, противоположны во всем. Панафинейский фриз Парфенона – точно игра; он полон блистательных побед и поразительных ошибок, которые могли позволить себе лишь великие и свободные мастера, тех ошибок, что долго еще стимулировали искусство менее одаренных художников.

На этом фоне скульптура Персеполя (даже делая скидку на известную архаичность методов) выглядит так, словно скульпторы изображали не живых людей, но только типы; творения их чужды эмоций. И меланхолические фигуры солдат и сикофантов, тщательно вытесанные и отполированные, недвижно глядящие в затылок друг другу по обеим сторонам дворцовых лестниц Персеполя, напоминают нам похоронную процессию.

Кажется, что в ту весеннюю ночь 330 г. до н. э., когда пламя залило кровавым светом небо над Персеполем, македонские факелы были поднесены к погребальному костру.

Но искры этого траурного костра стали началом огней иных цивилизаций.

Ветераны Александра, глядя на пламя, пожиравшее остатки Персеполя, надеялись, что их вождь, свершив этот последний акт мести персам, повернет на запад, домой. Оставался, правда, еще в живых сам Дарий, но его войско было полностью деморализовано, а сам он уже ни на что не надеялся.

Александр пошел на восток. Он упрямо вел своих гоплитов и всадников на восток даже после того, как увидел на простой телеге тело Дария, предательски убитого своими приближенными. Наступила очередь среднеазиатской персидской сатрапии Бактрии, города которой лежали на берегах Амударьи, и страны Согд. А затем горными перевалами Александр вторгся в Индию.

Историки до сих пор спорят о причинах, побудивших его отважиться на столь дальний поход по неведомым землям. Честолюбие? Мечты о мировом господстве? Жажда несметных богатств? Стремление эллинизировать весь мир?

Персеполю это было уже безразлично.

По материалам:

М. Уиллер. Пламя над Персеполем. М., 1972.

Д. Уилбер. Персеполь. М., 1977.

В. Луконин. Древний и раннесредневековый Иран. М., 1987.

Пророк Зороастр жил в такой глубокой древности, что сами его последователи забыли, когда и где это было, и в прошлом различные страны бывшей персидской державы претендовали на благочестивую роль его родины.

Долгое время считалось, что он жил в Азербайджане, на северо-западе Древнего Ирана. Современные исследования показали, что такого быть не могло. Исходя из содержания и языка сложенных Зороастром гимнов, ученые теперь установили, что в действительности он жил в азиатских степях к востоку от Волги…

Зороастрийская религия получила свое название от имени ее основателя пророка Заратуштры (Зороастра – в древнегреческом и современном произношении). Сегодня ученые считают, что целый ряд вопросов, связанных с временем жизни пророка Зороастра, местом его рождения, началом проповеди нового вероучения и областью распространения зороастризма, остается в сфере научных гипотез и предположений.

К сожалению профессиональных историков, история эта пока остается больше в сфере загадок и тайн, нежели в поле научной работы…

Главным источником для изучения зороастризма является Авеста – свод священных текстов зороастрийского вероучения. Впервые Европу познакомил с содержанием Авесты французский ученый Анкетиль Дюперрон в XVIII в.

Заратуштра парит над Персеполем

В 1755–1761 гг. он побывал в Индии, в штате Гуджерат, у парсов, потомков иранских зороастрийцев. Он изучил их обряды, обычаи и научился читать древние религиозные тексты сохранившейся части Авесты, понимая их так, как их толковали сами парсы. Купив несколько рукописей текстов Авесты и вернувшись во Францию, А. Дюперрон сделал перевод Авесты в 1771 г., идя от парсийской традиции. Позднее академик В.В. Бартольд назвал этот перевод важнейшим событием в изучении древнего Ирана.

Труд Анкетиля Дюперрона породил обширную литературу. В 1833 г. появился перевод Авесты на французский язык, сделанный Евгением Бюрнуфом, который для понимания языка Авесты применил этимологический метод с использованием сравнительных материалов родственных языков – древнеиндийского (санскрита) и др. С именем Е. Бюрнуфа связано основание так называемой сравнительной школы изучения древнеиранских памятников.

Во второй половине XIX в. появились переводы из Авесты, в том числе немецких ученых Ф. Шпигеля и К. Гельднера; последний подготовил издание текста Авесты на основании ряда ставших к тому времени известными рукописей Авесты. В 1892–1893 гг. Ж. Дармстетером был опубликован французский перевод Авесты с обширными комментариями, в том числе с учетом традиций парсийских жрецов. Хр. Бартоломе издал фундаментальный «Древнеиранский словарь», включающий, в основном, материалы Авесты, а также перевод Гат. На основе «Словаря» Бартоломе его ученик К. Вольф опубликовал в 1911 г. перевод Авесты, переизданный в 1924 г., который до сих пор остается последним полным переводом Авесты (кроме Гат Заратуштры, переведенных, как сказано выше, Хр. Бартоломе). Позднее Гаты переводились Ж. Дюшен-Гийеменом, X. Хумбахом, С. Инслером.