Варшаве. Для Глинки они были тяжко омрачены кончиной матери. Евгения Андреевна Глинка умерла в Новоспасском 31 мая 1851 года.

Во второй половине сентября он вместе с доном Педро покинул Варшаву.

Петербург. Благовещенский мост. Акварель работы В. Садовникова

Русскую столицу, куда он приехал 24 сентября 1851 года, Глинка нашел очень изменившейся. В тисках последних лет николаевского правления, особенно после напугавшего царя дела петрашевцев, в нем так же, как и во всей остальной России, свободная и живая мысль едва смела теплиться. Но внешне город украшался. Достраивался Исаакиевский собор, вздыбились клодтовские кони на Аничковом мосту, готовился открыть двери «музеум» Эрмитаж (впрочем, доступ к его богатейшим собраниям живописи и скульптуры долгое время был открыт лишь для «избранной» публики).

Однако в Петербурге не было теперь Нестора Кукольника; в Италии умирал тяжко больной Карл Брюллов. Распался круг прежних друзей, но вместо него возник новый. И в этом важное значение нового пребывания композитора в столице.

Теперь Глинку окружало там иное поколение русских людей, мыслящая молодежь 1840—1850-х годов: братья В. В. и Д. В. Стасовы, А. Н. Серов, В. П. Энгельгардт, позднее М. А. Балакирев, пианист и композитор М. А. Сантис, музыканты и увлеченные любители музыки, особенно классической. По словам В. В. Стасова, «в эту эпоху жизни Глинка все глубже и глубже начинал понимать музыку самых великих, самых строгих композиторов: Бетховен, Бах, Гендель, Глюк, старые итальянцы все больше и больше делались его любимцами... Особенно партитуры глюковских опер не сходили с его фортепиано...» Отрывки из них, а также опер Л. Керубини, увертюры Бетховена и Мендельсона Глинка постоянно просил играть у себя в четыре, восемь и даже двенадцать рук «свою компанию» молодых друзей. Однажды они сыграли ему и его собственную «Арагонскую хоту», переложенную для двух фортепиано Серовым и Энгельгардтом под руководством самого Глинки.

Василий Павлович Энгельгардт (1828—1915), астроном, музыкальный деятель. Фотография

Александр Николаевич Серов (1820—1871), композитор, музыкальный критик. Фотография

Дмитрий Васильевич Стасов (1828—1918), юрист, младший брат В. В. Стасова. Фотография

«Истязание мученика Бетховена». Рисунок Н. Степанова

М. И. Глинка и Л. И. Шестакова. Фотография С. Левицкого

Карл Богданович Шуберт (1811—1863), композитор и дирижер. Портрет работы неизвестного художника

«Первоначальная полька». Титульный лист

В марте 1852 года Глинка по желанию Л. И. Шестаковой записал польку, которую, по его словам, «играл в 4 руки с [18]40 года». Вскоре он передал пьесу издателю К. Ф. Гольцу, и под названием «Первоначальная полька» она той же весной была напечатана «в пользу неимущих, призреваемых Обществом посещения бедных».

Тоже с благотворительной целью «в пользу вдов и сирот» 2 апреля 1852 года Л. И. Шестакова («именно сестра, а не я»,— подчеркивал Глинка в «Записках») устроила концерт Филармонического общества главным образом из музыки Глинки. В тот вечер композитор впервые услышал в оркестровом исполнении под управлением К. Б. Шуберта свои сочинения «Ночь в Мадриде» и «Камаринскую». На репетиции музыканты сделали Глинке овацию, и многие из них с чувством обнимали его.

Между тем хлопоты о получении нового заграничного паспорта благополучно окончились. За несколько дней до отъезда, может быть, снова по настоянию Людмилы Ивановны, с них вместе и с Глинки отдельно лучший в то время петербургский фотограф С. Л. Левицкий сделал снимки — дагерротипы. Композитор выглядит на них полным человеком старше своих лет, одетым в удобное широкое платье, с украшенной кистью вышитой мурмолкой на поседевших длинных волосах. Слегка обернувшись вправо, серьезно и сосредоточенно глядя вперед, Глинка словно прислушивается к слышной ему одному внутренней музыке.

В честь дня своих именин он выпустил на волю забавлявших его зимой певчих птиц — двух пеночек и юлу. Через два дня, 23 мая 1852 года, Людмила Ивановна, друзья и приятели Глинки проводили его и дона Педро за границу. Они ехали во Францию, но конечной целью путешествия композитор наметил себе Испанию.

Снова была весна. Снова светлой зеленью расцветились полные прелести птичьего гомона придорожные леса. Только в душе Глинки меньше было теперь стремления к новым местам, меньше радостного предчувствия новых впечатлений. К счастью, на второй день пути в карете заняла место одна «довольно красивая барыня». Ее появление приятно скрасило Глинке долгий путь до Варшавы. Тут же в дилижансе он сочинил для нее «маленькую мазурку», поэтичную пьесу в стиле Шопена.

«Мазурка, сочиненная в конце мая 1852 в дилижансе». Автограф

М. И. Глинка. Фотография С. Левицкого

Джакомо Мейербер (1791— 1864), немецкий композитор и дирижер. Гравюра по рисунку Ш. Фохта

В день приезда Глинки в Берлин его навестил в гостинице неизменно доброжелательный к нему, «обходительный и любезный» Дж. Мейербер. В разговоре он, между прочим, спросил: «Как это случилось, г-н Глинка, что мы знаем вас только по вашей известности, но не знакомы с вашими сочинениями?» — «Это очень естественно,— ответил ему Глинка,— я не имею обыкновения быть разносчиком собственных произведений».

Через Ганновер, Кёльн, Страсбург и Нанси, где они осматривали по пути музеи, соборы и разные достопримечательности, по железной дороге и снова в «мучительных дилижансах» путешественники добрались наконец до Парижа. «Не без удовольствия» Глинка ступил на его землю 19 июня/1 июля 1852 года. «Много, много прежнего былого отозвалось в душе». «Славный город! превосходный город! хороший город! — местечко Париж»,— восклицал композитор в письме к Л. И. Шестаковой, написанном на следующий день. (Правда, к концу этого последнего своего пребывания там мнение Глинки о французской столице изменилось в противоположную сторону.) Уже свой первый вечер в Париже Глинка провел в Елисейских полях в обществе Анри Мериме, вскоре ставшего его неизменным спутником при осмотре музеев и в прогулках по старому Парижу. Изучением «исторических древностей» и памятников классического искусства, размышлениями о его путях и судьбах русского искусства было ознаменовано все это пребывание Глинки в Париже.

Вместе с Мериме он осматривал Лувр — «чудо, как собрание живописных полотен и мраморных скульптур». «Непостижимой красоты» картины Веронезе, «превосходнейшие экземпляры» созданий Рафаэля, Тициана, Корреджо, Пуссена, античные статуи Венеры Милосской, Тибра произвели на Глинку неизгладимое впечатление. Собрание средневековых шпалер, витражей,