Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ирина вскочила с постели, побежала в прихожую, распахнула дверь на лестницу и… Так бывает только в детстве, когда прибежишь домой из школы, войдешь в комнату – а в углу елка. Или бредешь по лесу по утоптанной тропинке, и вдруг – белый гриб.
Никаких следов не было. Ни следов. Ни известки. Ни ремонта. Ремонт окончился, и рано утром тетя Маша чисто вымыла лестницу. Шашечки на полу были ярко-рыжие и по цвету совпадали с плинтусами. Плинтуса – рыжие, стены нежно-зеленые, потолки – голубовато-белые.
Лестница была праздничная, как елка, неожиданная, как белый гриб. И казалось: так будет всегда и никогда не будет по-другому.
До Нового года оставалось семь минут. Надо было успеть проводить старый.
Все подняли рюмки, и в этот момент раздался звонок в дверь.
– Это Эдик и Рудик, – сообщил гостям хозяин дома Алик и посмотрел на рюмку, как бы решая для себя проблему очередности: сначала выпить, потом встретить гостей, либо сначала пустить их в дом, а уж потом сесть и спокойно выпить.
Гости выжидающе смотрели на хозяина дома Алика, готовые принять любую предложенную им программу.
– Одну секундочку… – извинился Алик.
Он решил проблему очередности в пользу гостей и помчался в прихожую.
Скоро он вернулся с Эдиком, но без Рудика.
Алик и Эдик стояли в дверях растерянные и смотрели на собравшихся с таким видом, будто они перепутали квартиру и видят всех в первый раз.
– Рудик под машину попал… – сказал Алик.
Все шумно вздохнули со звуком «а» и остановили дыхание. Лица у всех тоже остановились, глаза чуть вытаращились, рот чуть приоткрылся. Так продолжалось минуту или две. А может, пять.
Первым очнулся малознакомый гость.
– А кто это – Рудик? – шепотом спросил он у хозяйки дома, поскольку она сидела рядом.
– Это знакомый Эдика, – шепотом пояснила хозяйка. – Эдик – школьный товарищ Алика, а Алик – мой муж.
Малознакомый гость мелко покивал головой, как бы выражая, что он все понял и теперь может отдаться скорби более полно и осмысленно.
Пауза была расколота, посыпались вопросы:
– Насмерть?
– Не совсем.
– Что значит – не совсем: жив или мертв?
– Полуживой.
– Полуживой или полумертвый?
– Разве это не одно и то же?
– Полуживой – это оттуда сюда, а полумертвый – отсюда туда…
– А ты его когда видел?
– Я его не видел, – сказал Эдик.
– А откуда же ты знаешь, что он попал под машину?
– Мне Игнатьевы позвонили.
– А где он сейчас?
– Кто?
– Рудик, кто же еще…
– В Склифосовского, где же ему еще быть? – удивился Эдик.
– Мы должны туда поехать, – сказала хозяйка дома и первая встала из-за стола.
Гости задвигали стульями и тоже поднялись из-за стола.
Последовала минута молчания.
– И я тоже должен ехать в Склифосовского? – спросил малознакомый гость.
Он обратился в никуда, и ему не ответили. Никто точно не знал, что он должен, а что – нет. Каждый мог отвечать только за себя.
– Надо вызвать машину, – предложила красивая подруга хозяйки.
– Зачем? – с осуждением спросила некрасивая подруга, так как любая конкретность в этой ситуации выглядела неуместной.
– Ну не пешком же мы пойдем в Склифосовского?
– С Новым годом! – поздравила с телеэкрана нарядная дикторша.
Гости новогоднего «Огонька» сдвинули разом тяжелые фужеры с шампанским. Раздался нежный хрустальный звон, записанный, видимо, отдельно, потому что шампанское съедает звук и наполненные фужеры звучат глухо и коротко.
– А между прочим, с Новым годом! – как бы извиняясь, сказал пятидесятилетний легкомысленный Шурка Петров, всеобщий любимец. Он был в полтора раза старше остальных, но не замечал этого. А может, не знал, и ему не сказали.
– С Новым годом, – согласились остальные и, продолжая стоять, открыли шампанское.
Пробка не взлетела в потолок, как бы понимая неуместность высоких траекторий, а отделилась скромно, с сухим щелчком.
Все не торопясь выпили шампанское и вернули фужеры на скатерть.
На скатерти был расставлен старинный сервиз, на котором синим по белому были изображены картинки из прежней жизни: женщины – в кринолинах, мужчины – в париках с косичкой.
В центре стояла ваза с салатом. Если внимательно вглядеться, то можно разобрать, из чего салат составлен: картошка, морковка, зеленый горошек, крутое яйцо, отварное мясо, свежий огурец, соленый огурец, грецкий орех, яблоки, зеленая петрушка, и все это вяло утопало в майонезе.
Рядом на блюде лежала бледная осетрина с желтыми нежными прожилками и даже на вид была пресной.
Запеченная баранья нога выглядела красновато-коричневой. Гусь – оранжево-желтым. Белые грибы были маленькие, замаринованные вместе с ножками.
– Поехали! – напомнила хозяйка дома.
– А куда? – спросил глуповатый дальний родственник.
– К Рудику. В Склифосовского, – терпеливо объяснила хозяйка.
– В Склифосовского, но не к Рудику, – поправил дальний родственник. – К Рудику вас никто не пустит.
– Не пустят, – компетентно подтвердил Эдик, как будто побывал в больнице и знает внутренние распорядки.
– Ну, в приемной посидим, – сказала некрасивая подруга.
– Можно, конечно, и на улице постоять. Но какая Рудику от этого польза? – спросил дальний родственник. – Какая ему разница, где мы будем стоять: там или тут?
– Но должны же мы проявить… – Алик запнулся, подыскивая нужное слово, – солидарность…
– Ты можешь из солидарности выйти на улицу и броситься под машину, – сказала красивая подруга. – Но Рудику от этого легче не будет.
– Что ты предлагаешь? – спросила хозяйка.
– Врача. Ему нужна не ваша солидарность, а хороший специалист.
– У нас есть лучший специалист! – закричала жена легкомысленного Шурки. – Он профессор, академик, член-корреспондент. Член восемнадцати королевских обществ.
– А разве на земле есть восемнадцать королевств? – спросил малознакомый гость.
Он снова спросил в никуда, и ему снова не ответили.
Шурка Петров кинулся к телефону и стал звонить лучшему специалисту. Все с надеждой смотрели на его лицо. Шурка был похож на добродушного сатану.
– Занято, – сказал Шурка. – Поздравляют, наверное. Со всего мира звонят.