Он погремел льдом в стакане и одним глотком втянул оставшуюся жидкость. Как может что-то столь холодное, вливаясь внутрь, жечь так сильно? Гарри вошел в дом, намереваясь плеснуть в лед еще водки. Пожалел, что нет ни лимона, ни лайма, чтобы добавить в напиток, но было не до того, чтобы куда-то заезжать по дороге. В кухне, со свежей порцией напитка в руке, он снял телефонную трубку и позвонил Джерри Эдгару на сотовый. Номер Босх до сих пор помнил наизусть. Телефонный номер напарника – нечто такое, что невозможно забыть.

Эдгар ответил, и Босх услышал на другом конце линии звук телевизора. Его бывший напарник находился дома.

– Джерри, это я. Мне надо спросить тебе кое о чем.

– Гарри? Ты где?

– Дома, парень. Но я работаю над одним из старых дел.

– А, одно из вечных наваждений Гарри Босха. Постой-постой, дай-ка мне угадать… Дело Фернандеса?

– Нет.

– Того парня… Спайка… не помню, как дальше?

– Ничего похожего.

– Я сдаюсь, старина. У тебя слишком много призраков, чтобы я мог за ними уследить.

– Дело Жесто.

– Черт, я должен был назвать его первым! Я же знаю, что ты работаешь над ним время от времени с тех пор, как вернулся. А что ты хотел спросить?

– В пятьдесят первой форме есть одна запись. Под ней твои инициалы. Говорится, что звонил Роберт Саксон и сказал, что видел ее в супермаркете «Мейфэр».

– И все? Такая запись?

– И все. Ты помнишь, как разговаривал с этим человеком?

– Черт, Гарри, я не помню записей по делам, над которыми работал месяц назад. Для того и ведется пятьдесят первая форма, чтобы помочь нам вспомнить. Кто такой Саксон?

Босх поболтал стаканом и хлебнул глоток. Кусочки льда ударились о губы, и водка потекла по щеке. Он отер ее рукавом, потом поднес телефонную трубку обратно ко рту.

– Тот самый человек… насколько я понимаю.

– У тебя есть убийца, Гарри?

– Почти уверен. Но… понимаешь… мы могли взять его еще тогда… Вероятно…

– Не помню я никакого Роберта Саксона! Гаденыш небось хотел повеселиться за наш счет? Гарри, ты пьян, старина?

– Почти.

– В чем дело, парень? Если этот молодчик у тебя в руках, так лучше поздно, чем никогда. Должен радоваться. Я, например, радуюсь. Ты уже звонил ее родителям?

Босх стоял, привалившись спиной к кухонной стойке, и ему хотелось сесть. Но телефонная трубка была на шнуре, и он не мог выйти в комнату или на веранду. Стараясь не пролить питье, он, опираясь спиной на шкафчик, съехал на пол.

– Нет, я им не звонил.

– Я чего-то не понимаю? Да, Гарри? Ты весь вздрюченный, а это значит, что-то не так.

– Не так то, что Мари Жесто была не первой и не последней.

Эдгар молчал, переваривая услышанное. Фоновый звук телевизора стал тише, а затем бывший напарник Босха, словно ребенок, спрашивающий, какое ему грозит наказание, упавшим голосом произнес:

– А сколько было еще?

– Похоже, девять, – мрачно сообщил Босх. – Вероятно, завтра я буду знать больше.

– Господи, – прошептал Эдгар.

Босх кивнул. Он злился на Эдгара и хотел бы обвинить его во всем, но сознавал, что они были напарниками и должны делить поровну как хорошее, так и плохое. Записи в пятьдесят первой форме предназначались для них обоих, чтобы они читали и должным образом реагировали.

– Ты не помнишь того звонка?

– Нет, слишком давно это было. Все, что я могу сказать: если никаких действий не производилось, значит, звонок показался неважным. Либо я узнал от звонившего все, что нужно. Если он был убийцей, то скорее всего просто потешался над нами.

– Да, но мы не прогнали имя и фамилию через базу данных. В базе вымышленных имен и фамилий должно было выскочить соответствие. Может, он этого-то и хотел.

Оба некоторое время молчали, наконец Эдгар поинтересовался:

– Гарри, ты сам обнаружил? Кто еще знает об этом?

– Человек из отдела убийств северо-восточного отделения. У него сейчас папка с делом Жесто. Он знает, и прокурор, ведущий дело. Не имеет значения кто. Мы облажались.

А люди погибли, подумал он.

– А кто прокурор? Нельзя ли как-нибудь замять дело?

Босх знал, что мысли Эдгара уже сместились в сторону того, как бы минимизировать урон, который неизбежно грозил карьере при подобном раскладе. А чувство вины Эдгара по поводу девяти жертв, последовавших за Мари Жесто, улетучилось или удобно изолировалось потихоньку? Эдгар не был настоящим детективом. Он не вкладывал в дело душу и сердце.

– Сомневаюсь, – промолвил Босх. – Да мне это, в общем, безразлично. Мы должны были выйти на этого типа в девяносто третьем, но прошляпили, и он с тех пор разгуливал на свободе, разрубая на куски женщин.

– Разрубая? Ты мне говоришь о Мусорщике из Эхо-парка, что ли? Как там его? Уэйтс… Это он был нашим клиентом?

Босх приложил к виску холодный стакан.

– Да. Завтра он собирается расколоться. В конце концов все выйдет наружу, поскольку судебным делом занимается Рик О'Ши. И не будет никакой возможности избежать огласки, ведь какой-нибудь ушлый репортер обязательно спросит, не всплывала ли фамилия Уэйтс еще тогда, при расследовании дела Жесто.

– Так мы скажем, что нет, потому что это правда. Фамилия Уэйтс ни разу не всплывала. Всплывало другое, псевдоним, а мы не обязаны рассказывать им об этом. Ты должен убедить О'Ши смотреть на это под таким углом, Гарри!

В голосе бывшего напарника зазвучали настойчивые нотки. Сейчас Босх уже жалел, что позвонил Эдгару. Ему хотелось, чтобы тот разделил с ним бремя вины, а не выдумывал способ, как избежать ответственности.

– Весь к твоим услугам, Джерри.

– Гарри, тебе хорошо говорить. Ты в головной конторе, по второму разу. А я пытаюсь пробиться на одну из вакансий детектива второго разряда в отдел убийств, и эта штука подложит мне такую свинью, если всплывет на свет божий!..

– Я уже сказал, весь к твоим услугам, – раздраженно произнес Босх. – Сделаю, что могу. Но знаешь, Джерри, когда прокалываешься, иногда приходится и отвечать за последствия.

– Но только не сейчас, напарник! Не сейчас!

Босха разозлило, что Эдгар затянул старую песню насчет солидарности, призывая Босха прикрыть его из лояльности и неписаного правила, что узы напарников сохраняются вовеки и являются более прочными, чем даже супружеские.

– Я же сказал, сделаю, что смогу, – повторил он. – Мне надо идти, напарник.

Босх встал с пола и повесил телефонную трубку на стену.

Прежде чем вернуться на веранду, он снова глотнул водки из стакана. Выйдя наружу, облокотился о перила. Шум уличного движения с пролегающей далеко внизу автострады ощущался здесь как ровное шипение, к которому Босх давно привык. Он посмотрел на небо и заметил, что закат потускнел до грязно-розового. Далеко в вышине парил в потоке воздуха краснохвостый канюк. Это напомнило ему о другой такой же птице, виденной давным-давно – в день, когда они нашли машину Мари Жесто.