Юбиляр жадно выхватил из рук Основоположника драгоценный подарок. Раздался мелодичный звон — сработала фирменная функция часов Галилео, показывающая концентрацию экстрасенсорной энергии, которой обладают ангелы, святые и выдающиеся грешники. Патриарх победно посмотрел на учёного, который изготовил чудесный механизм явно не по доброй воле, ухмыльнулся и попытался сказать что-нибудь торжествующе благодарственное. Трапезная, вновь было зашумевшая от грешной зависти, опять затихла. И вот, в этой полной тишине, прерываемой лишь звяканьем посуды, виновник торжества жутко выпучил глаза, задушенно издал отчётливо слышное «Кхе-е-е» и замертво упал прямо в огромное блюдо со столь любимой им жареной бараниной. Раздалось несколько встревоженных возгласов. Взвизгнула прислужница-кульпитка. Ещё оставалась возможность свести инцидент к застольным излишествам, если бы к Патриарху не подскочили родственники-недоумки из числа тех, кого в Библии не отметили и которые поэтому пытались проявить свою услужливость при любом удобном случае. Вот и сейчас один из них прислонил тупую кучерявую башку к груди Прародителя, послушал несколько секунд, а потом, очумело поднявшись и проигнорировав Основоположника, всё понявшего и попытавшегося шепнуть ему приказание немедленно заткнуться, задрал кудлатую бороду в начавшее темнеть зеленоватое небо и крикнул на всё заведение:

— Да он мёртв!

Стены трапезной им. св. Антония повидали многое: юбилеи, драки и выступления великих артистов. Но никогда ещё здесь не происходило события подобного трагического значения. Все присутствующие внезапно вспомнили и поняли всё, что происходило вокруг: начиная с вдруг ставшей явственной ломоты в костях и заканчивая соседской девчонкой, у которой неожиданно обозначилась грудь. Они вновь были смертными! Красавчик грохнул золотым кубком по мраморному столу и безутешно зарыдал, оплакивая окончательное и скорое увядание своей смазливой физиономии. Мусульмане-дипломаты пожалели об оргии, которой теперь не суждено состояться, но философски рассудили, что дома их ждут гурии не хуже. Миссионер угрюмо порадовался своему предусмотрительному решению подставить Основоположника как главу сообщества. Пара чертей цинично подумали, что ещё успеют напиться на поминках и немедленно засобирались отбыть в родную юрисдикцию. Надо было срочно доложить о событии, которое несомненно заинтересовало бы демократически избранного Князя Тьмы.

— Ну что, наш бесстрашный лидер, — с тихим ехидством обратился к Основоположнику Миссионер, никем не слышимый в воцарившейся суматохе, — теперь ты, надеюсь, понял, почему я так легко позволил тебе поздравить покойного?

Основоположник подавленно молчал. Проклятый интриган опять перехитрил всех, а ответственность за разрешение кризиса теперь лежала на нём — рыбаке и сыне рыбака. Ему вдруг отчаянно захотелось вернуться в то голодное, но беззаботное время, когда он был юношей. Когда мяса и хлеба было мало, зато рыбы водилось — ловить не переловить, и всё в его мире было просто и предсказуемо.

Аналитик сидел за массивным деревянным столом. Согласно легенде, бытовавшей среди работников Института, стол — непомерно большой и неподъёмный, как старинный рояль, — когда-то принадлежал рейхсмаршалу Герингу. Потом он был продан с аукциона некоему «саяну» (то есть добровольному помощнику Моссада) — английскому медиамагнату. Тот был хвастливой и эксцентричной особой, любившей различные похождения. Помимо прочего, когда-то он признался Богомолу, что иногда использовал стол не только для офисной работы. Но вот в одну тихую ночь озорник-миллиардер решил спрыгнуть со своей яхты в Атлантический океан, оставив несколько вороватых сынков, разорившуюся империю и множество слухов о причинах своей смерти. Одна из муссировавшихся версий заключалась в том, что отношения между любителем ночного купания в океане и Институтом стали настолько тесными, масштаб средств, изымаемых ими для оперативных нужд из пенсионного фонда его корпорации настолько большим, а поведение старого кутилы, решившего, что теперь он может диктовать условия, столь вызывающим, что именно его тайные друзья обеспечили ему и загадочную смерть, и шикарные похороны в стране избранных. В похоронной суматохе часть личных вещей и даже мебели почившего миллиардера — в том числе и исторический стол — перекочевали в хранилища Института.

Посередине стола лежали дорогого вида золотые часы. Они были массивными и, безусловно, антикварными. Вмонтированный в крышку желтоватый драгоценный камень вспыхивал гранями, когда на него попадали лучи солнца. По другую сторону стола сидел пожилой урод, похожий на огромного богомола, почему-то нарядившегося в костюм. Мужчина испытующе смотрел на нашего наконец-то очнувшегося героя, в то время как тот с любопытством разглядывал часы (необычный механизм явственно и мелодично звякнул, когда он вошёл в кабинет).

— Неужели не помните? — всё с тем же настойчивым интересом и подозрением в глазах спросил Богомол, пытаясь понять, притворялся ли загадочный коматозник насчёт потери памяти. Аналитик искренне покачал головой. Он действительно не мог припомнить, где ранее встречал этот раритет, хотя и готов был поклясться, что когда-то уже видел его.

— Наверное, контузия была действительно сильной! — наконец ответил он.

Общение происходило вскоре после того, как очнувшемуся от долгого сна преподнесли соответствующую версию о его прошлом. Оказалось, что он — оперативник Моссада и гражданин страны избранных, родившийся и выросший в ней. Что, выполняя очередное задание, попал в засаду неугомонившихся исламских террористов-радикалов. Во время похищения ему так дали по голове тяжёлым тупым предметом, что он впал в кому. Институт, как известно, никогда не забывал о своих агентах, гниющих в чужих тюрьмах, а потому его вскоре обменяли на сотню палестинских боевиков. После освобождения сыну убитых арабскими террористами родителей пришлось сделать пластическую операцию. Богомол поведал об изменении внешности с интонацией, исключающей сожаление, несогласие или споры со стороны спасённого оперативника. Мало того, тон сказанного предполагал ответную благодарность. Но Агент промолчал, и Богомол продолжил свой рассказ. Он объяснил, что операция являлась совершенно необходимой процедурой: ведь его могли опознать враги, которых он сам бы не помнил, а потому подвергался бы ненужному риску. Именно этим объяснялись кровоподтёки и едва заметные швы на лице зеленоглазого агента. Аналитик неуверенно кивнул. Голова кружилась. Он с трудом запоминал детали своего прошлого и был вынужден мириться с новым лицом и слегка изменённым голосом — результатом хирургической манипуляции с голосовыми связками.

— А есть ли мои фотографии до… всех событий? — робко спросил Агент. — Фото моих родителей?

— Разумеется! — с наглой уверенностью соврал Богомол. — Однако наши врачи считают, что пока не следует вас травмировать. Результатом может стать новый уход в кому. Надеюсь, вы отнесётесь к этому с пониманием!

Это был не вопрос, а инструкция, и Аналитик — он же Агент — вновь неуверенно кивнул. Он по-прежнему ничего не понимал, но пока, после нового появления на свет, ему приходилось просто принимать как данное всё, сообщаемое окружающими.