3 октября 2011 года в “Известиях” Путин представил свой грандиозный план. Россия сведет вместе государства, которые вряд ли смогут войти в ЕС (а в будущем и государства, покидающие разваливающийся ЕС), то есть нынешние и будущие диктатуры. 23 января 2012 года в “Независимой газете” Путин (цитируя Ильина) заявил, что суть интеграции не в совместных достижениях (как считают европейцы), а в “цивилизации”. По логике Путина, верховенство права перестало быть всеобщей желанной целью и предстало элементом чуждой западной цивилизации. Интеграция, по Путину, не имеет отношения к сотрудничеству с другими, ее суть – в самовосхвалении, так что нет необходимости делать что-либо для того, чтобы Россия стала похожей на Европу. Напротив, это Европа должна напоминать Россию.

Разумеется, Европейский Союз, напоминающий Россию, непременно распадется. В своей третьей статье, напечатанной 27 февраля 2012 года “Московскими новостями”, Путин приходит именно к этому выводу. Россия не может стать членом Европейского Союза из-за своего “уникального места на мировой политической карте, роли в истории, в развитии цивилизации”. И Евразия, в отличие от Европейского Союза, примет кандидатов безо всяких условий. Все диктаторы сохранят власть, честных выборов не предвидится, никакие законы соблюдать не нужно. Евразийский проект придуман для того, чтобы помешать расширению Европейского Союза и заставить граждан стран – потенциальных членов думать, что подобное расширение невозможно в принципе. В долгосрочной перспективе, объяснил Путин, Евразия превзойдет Европейский Союз и появится “Союз Европы”, “единое экономическое и человеческое пространство… от Лиссабона до Владивостока”.

Путин, будучи кандидатом в президенты в 2011 и 2012 годах, обещал отход России от всеобщих стандартов и экспорт российских особенностей. Если представить Россию незамутненным источником утраченных всеми остальными цивилизационных ценностей, то вопрос о реформировании российской клептократии вообще снимается с повестки. Россию – маяк для всех – следует не переделывать, а поощрять. Путин подтверждает свои слова поступками: он действительно сделал европейскую интеграцию для своего народа немыслимой. То, каким образом Путин занял пост президента, сделало поворот России к Евразии необратимым. Отказ от демократических процедур в 2011 и 2012 годах стал насмешкой над основным критерием членства в Европейском Союзе. Чтобы изгнать протестующих с улиц и изобразить их агентами Европы, Европейский Союз изобразили врагом.

В России нет действующего механизма передачи власти, и будущее российского государства темно, но вслух ничего этого говорить нельзя. Путин способен удержать под контролем государственный аппарат, но он не в состоянии реформировать его. Поэтому внешняя политика заместила внутреннюю, а заботой дипломатов вместо безопасности стала культура. По сути, это означает экспорт российского хаоса под рассуждения о российском порядке, дезинтеграцию, именуемую интеграцией. В мае 2012 года президент Путин представил евразийский проект орудием разложения ЕС, необходимым для того, чтобы упростить мировой порядок и позволить империям побороться за территорию. Черную дыру в такой системе невозможно заполнить ничем, но она может поглотить соседей. На инаугурации Путин объявил: Россия намерена стать “лидером и центром притяжения всей Евразии”. В послании Федеральному собранию в декабре того же года он говорил о грядущей катастрофе, с которой начнется новая эпоха колониальных войн за ресурсы. В такое время нелепо предлагать реформы или думать о прогрессе. В условиях непроходящего кризиса, объявил Путин, Россия при “обустройстве огромных… пространств” станет опираться на национальный гений.

Но упоминание о “большом пространстве” (это концепция правоведа-нациста Карла Шмитта) – не самое удивительное в речи Путина. Употребив странное слово “пассионарность”, он заявил об особой способности России благоденствовать среди мирового хаоса. По мнению Путина, “пассионарность” определит, “кто вырвется вперед, а кто останется аутсайдером и неизбежно потеряет свою самостоятельность”. Автор термина “пассионарность” – Лев Гумилев. В отличие от вновь открытого Ильина, он и не покидал СССР. Термин Гумилева “пассионарность” знаком россиянам, но мало известен за пределами России. Гумилев – образцовый современный евразиец.

Задолго до того, как Путин представил свою евразийскую политику, специфическую претензию на доминирование и преобразование Европы предъявили евразийцы. Это влиятельное интеллектуальное течение возникло в 1920-х годах как реакция на спор почвенников с западниками. Западники XIX века считали историю единообразной, а путь прогресса – известным и неизбежным. С их точки зрения, проблемой России была отсталость, и чтобы в будущем приблизить страну к европейскому настоящему, требовались реформы или революция. Почвенники же полагали, что прогресс иллюзорен, а Россия осенена собственным, неповторимым гением. Они утверждали, что православие и русский народный мистицизм демонстрируют недоступную для обитателей Запада глубину духа. Почвенники предпочитали вести российскую историю с крещения тысячу лет назад. Ильин, начинавший как западник, закончил как почвенник. (Совершенно обычная эволюция.)

ГУЛАГ

Первыми евразийцами были российские мыслители-эмигранты 1920-х годов, современники Ильина, отрицавшие и почвенничество, и западничество. Они соглашались с почвенниками в том, что Запад развращен, но отрицали и миф о преемственности от древнего Киева. Евразийцы не прослеживали заметной связи Киевской Руси с Россией. Вместо этого они сосредоточили свое внимание на монголах, с легкостью захвативших раздробленную Русь в начале 1240-х годов. С точки зрения евразийцев, благодаря монгольскому правлению в среде, избавленной от европейской “порчи” (то есть от наследия античности, Возрождения, Реформации и Просвещения), появилась Москва. Современной же России предназначено превратить европейцев в монголов.

Скоро евразийцы 1920-х годов рассеялись; некоторые отказались от прежних взглядов. Но в СССР у них нашелся талантливый последователь: Лев Гумилев (1912–1992). Его родители были выдающимися людьми, да и сам он прожил жизнь настолько трагическую и яркую, что ее трудно даже вообразить. Родители Льва Гумилева – поэты Николай Гумилев и Анна Ахматова. Когда Льву было девять лет, его отца расстреляли чекисты, а мать сочинила одно из известнейших в современной русской литературе стихотворений: “…любит, любит кровушку // Русская земля”. Имея таких родителей, в 1930-х годах было трудно погрузиться в университетскую жизнь. За Гумилевым следила тайная полиция, на него доносили однокашники. В 1938 году, в период Большого террора, Гумилева осудили на пять лет лагерей и отправили в Норильск. По этому поводу Анна Ахматова сочинила знаменитый “Реквием” (“Ты сын и ужас мой”). В 1949 году Гумилев снова попал в ГУЛАГ: в этот раз на десять лет, в лагерь под Карагандой. В 1953 году, после смерти Сталина, его освободили, но годы, проведенные в заключении, не могли пройти бесследно. Гумилев, увидевший в своем наказании источник вдохновения, считал, что в чрезвычайных обстоятельствах открывается органический смысл жизни.