и домой. Если до этого не утянет. Действительно, за рулём должна быть ты, ты дальше всех можешь пройти в Японию.

Это точно: если Макс дальше двадцати шагов не заходил, то Ксюха в удачные дни и пятьдесят шагов делала, и сто. Япония её лучше принимала, чем других. А тут ещё будет машина – скорость перемещения тоже имела значение, чем быстрее движешься, тем дальше зайдёшь.

– И фейерверка не надо, – добавил Макс. – Их этим не удивишь. Вон даже на гравюрах Хиросиге салюты нарисованы.

– Первой спрыгну я, – внесла поправку Инна. – Я же чужая. Значит, меня быстрее всех из Японии вынесет.

– И она оттянет на себя больше стражников, – поддержала Ксюха. – На неё здешние мужики сильнее среагируют, чем на тебя, – из-за волос. И бить её точно не будут – испугаются, что оборотень. А тебя могут и стукнуть.

– И ты будешь рыдать над моей безвременной кончиной, – кивнул Макс.

– Рыдать может не получиться, давно не тренировалась, – засомневалась Ксюха. – Я в последний раз это делала в два года, когда меня не пустили залезть на крышу… Так, теперь всё это надо объяснить самураю – про переодевание, автомобиль и прочие тонкости.

Объяснили.

Акихиро сидел насупленный и недовольный – эти демоны раскомандовались совершенно бессовестно, всё за него решили. К тому же ему сильно не понравился Макс. Почему-то его очень хотелось вызвать на поединок на глазах у восхищённой кицунэ. Но Акихиро подавил в себе это желание (без сомнения, внушённое покойным дедом Тэкеши), послушно переоделся, натянул шапку с ушами.

– Ну и зачем вы его шмотки в пакетик сложили? Вот ему будет удобно прыгать из машины на ходу – в одной руке пакетик, в другой мечи, – ворчал Максим. – Надо рюкзак. У меня есть одноразовый, из целлюлозы, не жаль отдать насовсем. Сейчас сбегаю.

И ушёл за рюкзаком.

– А мечи мы в простынку завернём и привяжем к рюкзаку, – и Ксюха достала большую простыню редкостно позитивной расцветки: всю в красных и синих помидорах в натуральную величину. – Я никогда почему-то не любила спать на помидорах. Наконец я от них избавлюсь. Если они не вернутся обратно, конечно. Давай, Акихиро-сан, заворачивай мечи. А то демон с двумя ушами и двумя мечами – это уже не демон, а просто ушастый самурай.

Акихиро завернул мечи, он понимал, что их надо спрятать. Потом сказал что-то по-японски, обращаясь к Ксюхе.

– Ну ты даёшь! – возмутилась та. – Инка, прикинь, он просит что-нибудь на память о тебе, какой-нибудь мелкий ненужный предмет. Вот наглец! Он получил на память мои джинсы, ветровку, водолазку, заячьи уши моей бабушки и простыню с помидорами – и ему ещё мало! Ну оторви, что ли, какую-нибудь пуговицу, пусть порадуется – всё-таки, считай, на смерть идет. И никогда тебя больше не увидит. Скорее всего, наши вещи вернутся обратно, но никогда не знаешь наверняка.

Инна в панике вспоминала детали своего туалета: ни одной пуговицы, всё на молниях, ни одной заколки в волосах. Булавку, которой занозу выковыривала, – и ту потеряла. Кроссовки без шнурков, на липучках. Ага!

Она развязала чёрный шнурок и протянула Акихиро подвеску-жемчужинку – талисман из Китая.

– Сумимасен, – сказала она единственное запомнившееся японское слово.

– А ты не потеряешь свою волшебную силу? – спросил он. – Если тебе будет плохо, то я не согласен спастись такой ценой.

Ксюха перевела. Инна улыбнулась:

– Ничего, как-нибудь обойдусь. Знаешь, прожить обычную человеческую жизнь – это тоже неплохо после того, как проживёшь тысячу лет лисицей.

Акихиро, совершенно не в себе, надел на шею шнурок, завязал узлом «вечная жизнь», заправил внутрь, под водолазку – к сердцу.

– Пока глаза мои черны, я буду помнить о тебе! – вырвалось у него.

Ксюха перевела.

– Ой! А потом они у него будут какие? Красные? Как в фильме ужасов? – удивилась Инна.

– Да нет! Это поговорка. «Пока у меня чёрные глаза» – это значит «пока я жив». Ведь у японцев всегда чёрные глаза.

Ворвался Макс:

– Всё, девчонки, перекладывайте его шмотки вот сюда. Да что вы застыли, как одиннадцатиликая Каннон? Нормальный рюкзак, хоть и одноразовый, я его уже года три использую. Вот тут дырка, я её пластырем заклеил. Ой, а вот тут не заклеил. Ничего, другого всё равно нет.

Надели на Акихиро рюкзак. Тому было всё равно. Хоси-но тама грела ему грудь и тихо шептала: «Всё будет хорошо».

– Слушай, парень, – сказал Макс по-японски. – Когда пройдёшь границу и пойдёшь по срединной Японии, в горы, простыню накинь сверху, как накидку, она скроет рюкзак. Получится горбатый ушастый демон. Никто не придерётся. Время от времени кричи что-нибудь устрашающее. Что там у вас демоны кричат, я не знаю.

– Я тоже не знаю, – сказал Акихиро. Ему было всё равно, что там советовал этот неприятный демон. Успех неизбежен, как рассвет, – ведь сама Кюби-но кицунэ отдала ему звёздную жемчужину.

– Может, наши вещи исчезнут, тогда переоденешься в своё, но, надеюсь, хоть что-то продержится до гор. Когда найдёшь своих, пошли какой-нибудь знак, что ты дошёл, – сказала Ксюха. – Мы же будем беспокоиться. Пусть кто-нибудь – слуга или бродячий монах – положит вот сюда, под рябину, что-нибудь. Цветущую ветку сакуры, например.

– Пока он дойдёт, сакура отцветёт, – возразил Макс. – Лучше ветку криптомерии. Криптомерии на улице Громова не растут, и будет ясно, что от него.

– Хо, – кивнул Акихиро. – Всё получится.

– Ну да, – согласилась Ксюха. – Мы круты безмерно.

Несмотря на свою уверенность, Акихиро всё-таки замер с напряжённым лицом, когда увидел повозку демонов марки «рено логан» и понял, что ему надо лезть внутрь. Но он был самурай и бестрепетно обосновался на заднем сиденье адского сооружения. Внутри было тесно и противно пахло. Зато рядом села сереброволосая кицунэ Инари, и в салоне сразу повеяло цветущей сливой и почему-то морем.

Вероятно, Балтийским, о котором Акихиро никогда не слышал и не услышит. Ксюха плюхнулась на место водителя, рядом – Макс. Ого, так эта девчонка-демон – повелительница повозки? Ничего себе. Акихиро думал, что главным будет мужчина.

Ксюха рванула с места. Макс поморщился – он любил более плавную езду. Они проехали вдоль границы, потом переехали её в намеченном месте и по бездорожью, по траве ринулись налево, где вдали виднелись зелёные кусты и бурьян над оврагом. Редкие встречные люди оборачивались, но из машины на скорости было не разобрать, кто просто гуляет, а кто – по службе. Не доехав до обрыва метров десять, Ксюха притормозила:

– Раз! Инка пошла!

И сереброволосая кицунэ выпрыгнула из машины. Не сказала ни единого словечка на прощанье, даже не посмотрела. Акихиро стало горько.

– Клюнули! – весело