Чудовище двинулось ко мне, стелясь по земле, подкрадываясь, и вскоре его туша заслонила от меня все вокруг. Я видел лишь контуры огромной туши. И еще глаза твари. Красные, как стоп-сигналы.

Беги! – послышался шепот Эдди.

Возможно, я бы попытался, но тут мне на плечо легла рука Эш. Сестра давала мне понять, что она рядом, что я никуда не смогу пойти без нее. На своей шее я ощутил холодок от ее дыхания.

Я увидел, как чудовище облизнулось. Его огромные ноги подогнулись, оно присело.

А потом беззвучно прыгнуло на меня.

В первый раз – я вспоминаю свое возвращение ОТТУДА после пожара – я не был уверен, что хотел возвращаться. Если бы то место, куда Эш пыталась меня затащить, не было таким ужасным, если бы оно было хоть чуть-чуть похоже на мою поездку с папой по Вудворд-авеню, я, наверное, предпочел бы опустить руки и остаться в этом ПОСЛЕ. Меня не слишком многое привязывало к жизни среди живых, мало кто ждал меня там. Люди – вот кто отправляет нас на небеса или в ад, или куда вы там достойны отправиться. Люди – это якоря. Это абсолютно точное определение для мира живых. Люди – вот причина, по которой мы желаем остаться там или равнодушно уйти, когда наступает время уходить.

В первый раз у меня не было никого, кроме моего отца, который на тот момент тоже уже наполовину ушел.

Но сейчас все было иначе.

Уилла и Эдди практически не отходили от меня, когда я проваливался в небытие и вновь приходил в сознание, в течение… чего? Дней? Недель? В палате послеоперационной терапии для тяжелых больных время тянется практически неразличимо. Трудно сказать, сколько дней или ночей прошло, если это определяется только по регулярным сменам белья или уколам морфия. И хотя я сказал им, чтобы они шли домой и со мной все будет в порядке, правда заключалась в том, что мне было приятно видеть их рядом в те все удлинявшиеся промежутки, когда я находился в сознании. Особенно приятно было видеть Эдди. Эдди, голос которого я слышал ТАМ и который крикнул мне: «Беги!»

Я садился в постели и читал ему «Лев, колдунья и волшебный шкаф» — книгу, которую я подарил ему всего за два дня до нашего похода на пикник. Он сказал, что посмотрел кино, но книга ему нравится больше.

Приятно было видеть, что мальчик получает удовольствие от чтения. Но когда я оторвался от страницы, то посмотрел на его лицо в надежде увидеть нечто иное, чем интерес к событиям в Нарнии. Я хотел увидеть, знает ли он, что был со мной ТАМ, куда Эш пыталась меня затащить. Куда все-таки дотянулась часть его души.

Видел ли он девушку, которая держала футбольный мяч и сжимала его, выдавливая из меня жизнь? Знал ли он об этом? А может, я просто вообразил все это, как придумал, что он был на том пустыре за домом на Альфред-стрит? Может, я сам выпрял нить, связавшую миры?

Не знаю.

Однако иногда мне казалось, что я замечал в глазах Эдди легкий намек на знание чего-то непостижимого, чего-то такого, что вызывает непонимание, но знакомо. Он и сам как-то изменился после того, как у меня случилось то, что его мать назвала «проблемами с сердцем». Эдди вовсе не был похож на хорошего мальчика, старающегося хорошо относиться к парню, которому уже недолго осталось. Если бы мне пришлось говорить об этом, то я бы сказал, что Эдди ничего не понял, даже если он ТАМ был вместе со мной.

Но если он там был, значит, он нуждается в защите. Не от воспоминаний, возможно оставшихся у него от жизни после смерти. Его нужно защитить от НЕЕ.

Однажды я, казалось, нащупал ответ на свои вопросы. Это произошло, когда мы с Уиллой остались в палате вдвоем и я спросил ее, что произошло в «Кембридж Коммон».

Она не очень много видела. Сначала я гоняю мяч с Эдди, а в следующую секунду уже лежу на земле. Она позвонила 911, и «неотложка» приехала практически мгновенно. Впрочем, это не особенно помогло. Она рассказала, как один из медиков все колебался, укладывать ли меня на каталку, как проводил искусственный массаж сердца и «едва не сделал стойку на руках у тебя на груди», как меня везли в машине «Скорой помощи» и вызывали по радиосвязи то один, то другой госпиталь. Вскоре после того, как меня привезли, в комнату ожидания вышла доктор и сообщила Уилле, что она сожалеет, они старались сделать все возможное, но мистер Орчард скончался.

– Эдди тяжело это воспринял. Как-то очень странно, – сказала Уилла. – Как будто отключился, что ли? Уставился на парковку за окном, будто знал, что там кто-то появится, и он ожидал этого. Ни слова не говорил. Я оставила его в покое.

– Со мной, – чуть не сказал я.

Прошло минут пятнадцать. Уилла сама пребывала в оцепенении – ведь меньше часа назад мы вместе сидели в парке на лужайке! Воскресная прогулка в парке! Она уже начала думать о том, что ей теперь потребуется делать дальше, какие придется подписывать бумаги, о чем говорить с адвокатами, поэтому не сразу сообразила, что имеет в виду вновь вышедшая к ним врач, рассказывая ей о «некоторых неожиданных позитивных изменениях». Оказалось, что, пока она отсутствовала и говорила Уилле о том, что ее «супруг», к несчастью, умер, команда кардиологов совершила чудо и оживила пациента. Врач подробно описывала манипуляции, которые совершали медики над моим сердцем, как вдруг Эдди перебил ее:

– Он возвратился…

– Да, – ответила врач с некоторым сожалением, словно только что проиграла пари. – Можно и так сказать…

Когда через пару дней я смог сам поговорить с кардиологом, тот с огромным энтузиазмом принялся поздравлять нас с Уиллой.

– Дэнни, мы сделали это! – Он энергично тряхнул мою руку. – Черт побери, мы это сделали!

Мне он понравился не только потому, что спас мне жизнь. Он был талантливым врачом, который ничего больше не умеет, кроме как спасать людские жизни. Он видел практически все и, тем не менее, не перестал удивляться тому, как иногда все в этой жизни получается.

– Человеческое сердце! Это удивительная машина, нет никакого сомнения! – восторженно говорил он, покачивая головой. – Но человеческий разум? Сознание человека? Вот что творит чудеса! Сердце? С ним все было кончено. Там оставался шарик, из которого выпустили воздух. Однако вы здесь, с нами.

– Да, я здесь, – сказал я и, кажется, впервые за все время не стал скрывать слез благодарности. У доктора еще до этого тоже увлажнились глаза. Он снова покачал головой, будто не веря в происходящее.

– Это совершенно поразительно! Ваше возвращение. Я бы сказал, что для меня это высшее достижение. Я просто очень рад, что решил зайти в палату и посмотреть, не могу ли что-нибудь сделать.

– Спасибо, доктор.

– Бросьте, Дэнни! Вы сами как следует потрудились, – улыбнулся он. – Умереть на сколько? – восемь, нет, девять минут! Хотите, я покажу вам вашу кардиограмму? КОНЕЦ! А потом сердце вдруг встрепенулось. Поверьте, я видел в морге усопших, у которых имелись куда лучшие перспективы выкарабкаться. И вдруг – тук-тук… тук-тук… тук-тук. Говорю вам, должно быть, что-то вас там крепко напугало. Потому что вы прибежали назад чертовски быстро.