— Он вообще не плачет, — сказал Миша.

— И ты вообще не плачь. Ну, Танечка, расскажи, что слышно у тебя?

— Ох, мамочка, сколько у меня всего накопилось! Без тебя так трудно жилось!

— И у тебя «накопилось»? — улыбнулась мама и, чуть прищурившись, посмотрела на Катю. — И тебе трудно жилось?

Катя отвела глаза, взяла свою книжку, ленту и потихоньку вышла из комнаты.

«Ладно, — подумала она, — пусть уж теперь Таня рассказывает».

В этот день Ирина Павловна и дети никак не могли наговориться друг с другом.

Когда все уселись за стол обедать, она вспомнила, что Миша еще ничего не успел рассказать.

— Ну что, Мишенька, — спросила она, разливая суп по тарелкам, — нравится тебе школа?

— Ничего, нравится, — ответил Миша. — Я уже получил целых три отметки! А другие мальчики — только по две или по одной.

— Какие же у тебя отметки?

— Просто пять, пять с минусом и четыре с плюнусом! — гордо сказал Миша.

Все засмеялись. Но Миша этого даже не заметил.

— Школа у нас — такой большой-большой дом, — говорил он с жаром, размахивая ложкой, — но там никто не живет, а все только учатся.

— А с кем тебя посадили? С хорошим мальчиком?

— Сначала с хорошим, а потом с плохим.

— Почему же с плохим? — удивилась Ирина Павловна.

— Чтобы я учил его хорошему.

— А чем же этот мальчик плохой?

— Он на уроке завтракает.

Все опять засмеялись.

— Он на уроке завтракает, а ты за обедом разговариваешь, — заметила бабушка, — и ложкой размахиваешь. Значит, и ты не очень-то хороший.

На минуту за столом стало тихо. Но Ирина Павловна сама уже не могла удержаться, чтобы не спросить:

— А из детского сада, с дачи, не жалко тебе было уезжать?

— Очень жалко! — сказал Миша. — Только я хотел скорей домой.

— И мне тоже под конец захотелось домой, — сказала Катя. — Я очень обрадовалась, когда увидела Таню из окошка нашего автобуса. Она как раз возле твоей фабрики меня ждала. Там и все родители собрались.

— Знаешь, мамочка, как было все торжественно! — перебила сестру Таня. — Ребят встречали с музыкой. Представь себе — духовой оркестр играет, и вдруг подкатывает новенький автобус. Изо всех окошек пионеры выглядывают — загорелые, черные, как воронята, а в руках целые снопы полевых цветов. И вот смотрю: наша Катюшка выскакивает. Выскочила — и прямо мне на шею. «Распишись, — говорит, — что меня получила». Как будто она телеграмма или груз какой-нибудь.

— Не какой-нибудь, а очень ценный, — сказала Ирина Павловна, похлопывая сидящую с ней рядом дочку по спине. — Потому и с музыкой встречали. Ну, «вся семья», доедайте котлеты, на сладкое у нас — пирог.

— А какой? — спросила Катя. — С чем?

Она знала, что бабушка всякий праздник отмечает каким-нибудь пирогом: день рождения детей — обязательно кренделем, день рождения папы и мамы — слоеным пирогом, ватрушкой или даже настоящим — точно из кондитерской — тортом. А вот какой пирог приготовила она ради своего рождения?

— Знала бы, что мама приедет, — сказала бабушка, — напекла бы что-нибудь получше. А так — просто пирожок с повидлом.

— Самый мой любимый, — сказал Миша.

Бабушка погладила его по голове:

— Ты у меня молодец. Что ни дай ему — все у него самое любимое. Нарежь, Иринушка.

Ирина Павловна придвинула к себе блюдо с пирогом, на минутку задумалась и потом уверенно и решительно провела ножом по румяной корочке.

— Ну что ж, придвигайте тарелки, отпразднуем день рождения бабушки.

Бабушка вздохнула:

— Какой тут праздник без папы! Вот если бы и он дома был! Правильно говорит пословица: «Семья вместе — душа на месте».

— Ничего не поделаешь, — сказала мама. — Уж придется нам этот пирог без него съесть… А когда он приедет, другой испечем.

— Он с капустой любит, — сказал Миша.

Катя замотала головой:

— Нет, с яблоками.

— И с яблоками испеку и с капустой, — успокоила их бабушка. — Только бы приезжал поскорей.

Настал день Таниного праздника. Уже с самого утра Катя волновалась так, словно медаль и в самом деле предстояло получить не Тане, а ей. Людмила Федоровна сказала вчера, что хорошо было бы, если бы Катя на школьном вечере поздравила сестру. И Катя, придя из школы, начала придумывать свое выступление.

Дома была та веселая суета, которая всегда бывает перед большими праздниками. Таня гладила, мама на кухне месила тесто, бабушка взбивала белки, а Катя в большой комнате колола для торта грецкие орехи. Ради Таниной медали бабушка решила испечь свой самый знаменитый «новогодний» торт.

Все были заняты, и Катя, не стесняясь, могла говорить вслух все, что придет в голову.

— «Дорогая сестра, поздравляю тебя!» — повторяла она, делая ударение на каждом слове и щелкая щипцами орехи. — «Обещаю тебе учиться…» Нет, не так! — Она поморщилась, нажимая на щипцы. — «Обещаю тебе, что буду учиться так же, как ты, и тоже получу золотую медаль». Золотую! А вдруг никакой не дадут? «Обещаю тебе учиться только на пять».

Катя вздохнула. Приветственная речь не получалась. Надо было немножко подкрепиться. Она отправила в рот половинку ореха, но орех оказался горьким, и пришлось съесть еще два, чтобы заглушить горечь.

«Что же делать? — думала Катя. — Что сказать?»

Советоваться со своими ей не хотелось. Не спросишь ведь: «Таня, как мне тебя поздравлять?» Она скажет: «Не надо никак». У мамы спросить? Тоже как-то неловко… «Спрошу у Людмилы Федоровны», — решила Катя.

Она отнесла на кухню две тарелки — одну с ядрышками, другую со скорлупой, — умылась, причесалась, надела белый передник и с белыми пышными лентами в косах пошла в школу. Ждать, пока выберется из дому «вся семья», было свыше ее сил.

Несмотря на ранний час, школьный зал был уже заполнен школьницами. В первом ряду перед сценой чинно сидели со своей учительницей самые маленькие — первоклассницы. Их было семь, и каждая из них держала в руках по букету цветов.

Катя обошла весь зал, ища глазами Людмилу Федоровну. Учительницы нигде не было.

Стали собираться гости. Вера Александровна, директор школы, встречала гостей. Среди них был один, очень высокий человек со звездой Героя на светло-сером пиджаке.

— Артемов! — строго и чуть улыбаясь сказала ему пожилая учительница в очках. — Почему ты явился без пионерского галстука?

— Простите, Марья Семеновна! — ответил высокий, вытянувшись перед ней, как провинившийся школьник, и шаря в кармане. — Я не успел его выгладить к празднику…