— Мам, ну кто бы стал называть эту кожу змеиной, если бы она не была с настоящей змеи? — Эми вымученно улыбнулась. — Еще мы купили сумки для Джеки и Бидди и чудесный набор столовых ножей для Чарли и Марион. Жаль, что я не смогла подарить все это до свадьбы.

— Не страшно. Лучше поздно, чем никогда. Я заберу все это на такси. — Путешествие стоило всего девять пенсов, и Мойра дала водителю один пенс чаевых, так что от полкроны Чарли оставалось еще вполне достаточно, чтобы вернуться на такси домой в Бутл.

— В таком случае, может быть, ты заберешь и эту блузку, которую я купила для Кэти? — Эми помахала прелестной кружевной блузкой кремового цвета.

— Лучше не надо. Было бы здорово, если бы ты сама подарила ее Кэти. — С тех пор как ее дочь вышла замуж за Барни Паттерсона, ее мозги как будто растаяли, — она напрочь забыла о существовании Кэти. И Барни не лучше. Как можно было додуматься до того, чтобы отправиться в Лондон, зная, что вот-вот начнется война?

В пять часов Барни поднялся, утверждая, что ему немного легче. Он принял ванну, но отказался от предложенных хлеба и молока. Он сделал вид, что его вот-вот стошнит, и заявил, что от этой еды ему опять станет плохо.

— Как бы то ни было, первым делом мне необходимо решить вопрос с моим призывом, — добавил Барни.

— Там никого не будет, — возразила Эми. — Сегодня суббота, и уже поздно.

— Моя любимая девочка, мы находимся на пороге войны. Я тебя уверяю, на том конце провода мне ответят.

Он оказался прав. Когда Барни набрал нужный номер, трубку немедленно сняли. Эми ушла на крохотную кухню и пыталась не слушать, как он договаривается о явке куда-то в район Честера во вторник в девять утра.

— Это означает, что мне придется уехать в понедельник, — сказал он ей, окончив разговор по телефону.

— Ты поедешь на машине? — спросила она, удивляясь тому, что ей удалось задать осмысленный вопрос.

— Нет, будет лучше, если я поеду на поезде. Я оставлю машину там, где она сейчас стоит, возле дома. Хэрри позаботится о ней, если возникнет необходимость поставить ее в гараж, моя хорошая. Все зависит от того, сколько продлится эта чертова война. — Он обнял ее, его лицо погрустнело. — Как же я буду жить без тебя, а?

— Хотелось бы мне знать, — всхлипнула Эми, — потому что тогда я могла бы понять, как я буду жить без тебя!

Они решили в этот вечер не ходить в ресторан и вместо этого рано легли спать.

В воскресенье Эми отправилась в церковь, впервые с тех пор, как вышла замуж за Барни. Если бы мама узнала, что она уже несколько месяцев пропускает мессу, с ней бы случился удар. Барни отправился к родителям, чтобы сообщить им и Хэрри, что на следующий день уезжает.

— Может быть, меня отошлют назад, — сказал он перед тем, как отправиться в Калдерстоунс. — Может быть, я им не понадоблюсь или не пройду медкомиссию.

Но они оба знали, что он понадобится и немедленно, и что нет ни малейшей надежды на то, что такой крепкий и здоровый молодой человек, как он, не пройдет медкомиссию.

В церкви Эми молилась о том, чтобы случилось чудо и война не началась, ведь такая возможность все еще сохранялась. Но когда она вернулась домой, капитан Кирби-Грин вышел из своей квартиры и сообщил ей, что премьер-министр Невилл Чемберлен только что выступил по радио с заявлением о том, что Германии объявлена война.

— Давно пора! — возмущенно добавил капитан. — Этим типом, Гитлером, надо было заняться намного раньше. Следовало бы как следует надрать ему задницу. Хорошая порка могла бы привести этого мерзавца в чувство. — Он с царственным видом поклонился. — Надеюсь, мой французский не оскорбил ваш слух, миссис Паттерсон.

— Конечно нет, капитан, — тихо ответила Эми.

Она побежала наверх, влетела в квартиру и разрыдалась.

Когда Барни вернулся домой, его лицо было мрачным. Мать перенесла его сообщение очень тяжело.

— Последнее время она плохо себя чувствует.

— Бедняжка! — сочувственно произнесла Эми. — Может быть, ей станет лучше, если я ее навещу?

— Нет, от этого ей станет только хуже.

По пути Барни купил пачку «Синиор сервис», хотя курил очень редко. Эми тоже пробовала, но ей ужасно не понравилось. Сейчас же он курил все время, пока они собирали его чемодан. Они пытались предусмотреть все мелочи, которые ему могут понадобиться, как будто едва Барни закроет за собой дверь квартиры, у него уже никогда не будет возможности купить бритву, носовые платки или расческу.

В эту ночь они не занимались любовью, а просто свернулись клубочком в постели. Барни лежал на боку, обняв за талию Эми, прижавшуюся к нему спиной. В какой-то момент ночью он убрал руку, поцеловал жену и выбрался из постели. Эми на мгновение проснулась, всхлипнула и тут же опять уснула.

На следующее утро, когда она открыла глаза, чемодан уже исчез, как и сам Барни. Он оставил записку, в которой объяснял, что не вынес бы прощания. «Я тебя слишком сильно люблю, моя хорошая. Именно поэтому я поступаю, как трус. Я уверен, ты скоро поймешь, что нам обоим так будет легче».

Он был прав. Самое трудное, момент расставания, был позади. Теперь у Эми осталось лишь полжизни, и она могла только смириться с этим, как и все женщины, чьих мужчин призвали на фронт.

— После чая мне хотелось бы обсудить с вами ремонт прихожей и лестницы, — объявила в понедельник Марион. — Так что я попрошу вас обоих не выходить из-за стола.

— Что вы, миссис, — Чарльз подмигнул мне. — Давайте я буду вести протокол, — с напускной серьезностью предложил он. — И если мне позволено высказать свое мнение, мне кажется, мы можем выбрать Маргариту председателем нашего собрания.

— Это не шутки, Чарльз, — упрекнула его Марион. — Мы втроем живем в этом доме, поэтому будет правильно, если мы совместно придем к решению, которое устроит нас всех. Это называется демократией, — строго добавила она.

Чарльз с трудом скрывал веселье. По меньшей мере раз в год Марион устраивала то, что он называл «собранием членов правления», чтобы обсудить задуманный ею ремонт какой-нибудь части дома. Она для себя уже все решила, но мне и Чарльзу позволено было выдвигать идеи, которые Марион отвергала так вежливо и тактично, что мы этого не осознавали и могли даже подумать, что все будет сделано именно так, как мы хотели. По крайней мере, так бывало в прошлом. Теперь же мы видели Марион насквозь и относились к подобным мероприятиям как к развлечению.

Во время обсуждения мы всегда сидели за столом, а не в креслах. Возможно, Марион казалось, что это делает нашу встречу более значительной. Сегодня, как только с едой было покончено, она извлекла блокнот для стенографирования и карандаш и заявила, что слушает наши предложения.

— Коричневый и кремовый, — тут же произнес Чарльз. — Коричневый снизу, а кремовый сверху, и между ними узкая каемка.