Хрхон указал на лестницу.

— Изх башних, — сказал он.

Талли уставилась на него.

— Из башни?

Вага попытался кивнуть.

— Вместех сх вотх этойх, — добавил он.

Хрхон указал рукой на третью фигуру, побольше, которая, как и оба рогоглава, лежала на ступенях лестницы.

Но это был не рогоглав. Тело существа покрывал не хитин, а черно-коричневая кожа. В его руке лежал не меч, а странной формы оружие, выглядевшее как самострел необычной формы и блестевшее как серебро. И его лицо было не жесткой мордой рогоглава, а глаза не были блестящими фасеточными глазами гигантского насекомого. Это были широко раскрытые, застывшие глаза очень хорошенькой девушки, самое большее лет восемнадцати.

Талли явно переоценила свои частично восстановленные силы, так как то, что последовало за этим, было более тяжелым, чем прежде, провалом в никуда, и продолжалось это целых три дня. Наконец она оправилась настолько, что решилась идти к башне.

Хрхон и Эсск рассказали ей обо всем, что случилось здесь с момента их прибытия, и не один, а, по меньшей мере, дюжину раз. Им невероятно повезло: они добрались до башни, несмотря на неистовство бури. Первая мысль Талли — то, что они своим пребыванием здесь обязаны кипящей стихии, которая едва не погубила их, — казалось, подтверждалась: оба ваги не видели ужасных оборотней и не чувствовали убийственных иллюзий. Песчаная буря, подхватившая их на последних двухстах пятидесяти метрах и толкавшая их, как конькобежцев, по озеру из стекла прямо к основанию развалин, победила смертельную магию башни.

Но не ее реальных обитателей.

Ваги обошли черное здание вокруг и нашли узкую лестницу, ведущую с подветренной стороны вверх, к входу, и даже без сложностей попали в защищенный подвал, в котором Талли очнулась три дня спустя. Но буря едва ли хоть немного ослабела в своем неистовстве, когда в их укрытии появился первый рогоглав — теперь он был лишь переливающейся зеленоватой кучей перемолотых хитиновых пластин, по виду которой при всем желании нельзя было узнать, к какому из многочисленных видов насекомых эта тварь когда-то принадлежала. Рогоглав без предупреждения набросился на Эсск и также без предупреждения был убит, но успел очень глубоко порезать ей руку. Рана до сих пор не до конца зажила. Это коварное нападение, вероятно, спасло всем троим жизнь, потому что, когда несколькими часами позже появились двое кровожадных товарищей рогоглава и девушка, их спутница, разыскивавшие гигантское нечто, они неожиданно столкнулись с двумя очень осторожными и агрессивно настроенными вагами. Результат этой встречи Талли видела снаружи, на первых ступенях моста.

Талли было жаль, что девушку тоже убили. Не из гуманных побуждений, так как она явно была врагом, но Талли охотно побеседовала бы с ней. Были сотни вопросов, на которые она хотела получить ответы, и она получила бы их добровольно или иным способом — Талли была в этом не очень разборчива. Но у ваг, пожалуй, не было другого выбора, кроме как убить и девушку. Эсск показала Талли дыру величиной с голову, которую необычное оружие, торчавшее сейчас за поясом Талли, пробило в массивном камне стены.

Когда Талли снова вышла на полуразрушенный балкон, оставался примерно час до захода солнца — это означало, что было все еще жарко, но уже терпимо.

Черная, не имеющая перил лестница-мост, соединявшая такие разные здания, блестела в косо падающем красном свете вечернего солнца, как хребет нелепого гигантского животного. Только сейчас Талли осознала, какой длинной и какой высокой была эта лестница. Переброшенная аркой, она перекрыла расстояние в добрую половину мили, и ее наивысшая точка, собственно вход в башню, находилась на высоте примерно ста пятидесяти метров над стеклянным кругом смерти.

Талли была в достаточной степени реалисткой, чтобы знать пределы своих возможностей, тем более что несколькими днями раньше она смогла еще раз их оценить. Прежде чем зайдет солнце, она смогла бы преодолеть путь только в одну сторону. Наступающую ночь ей пришлось бы провести там. Но весь день дул такой сильный ветер, что она не решилась ступить на этот мост, едва ли не полутораметровой ширины и без перил. А терпения подождать еще одну ночь (что, несомненно, было бы разумнее) у нее больше не было.

Неведомый прежде страх охватил Талли, когда она непомерно большими шагами прошла мимо мертвых рогоглавов и приблизилась к телу девушки. Та шестой день лежала здесь, на солнцепеке, и теперь выглядела уже совсем не такой привлекательной, как вначале. Жара и воздух, который наверху был настолько сух, что, казалось, шуршал от прикосновения, по крайней мере внешне, сохранили ее тело от разложения, но ее волосы высохли так, что напоминали черную солому, а кожа лица, прежде наверняка очень привлекательного, выглядела как желтая наждачная бумага. На широко открытых застывших глазах лежала пыль. «Возможно, — подумала Талли, — эта девушка будет так же лежать здесь и через сотню лет». Хрхон был достаточно милостив и не изуродовал девушку, а убил молниеносным ударом, так что на ее теле не было заметных повреждений. Однако это зрелище наполнило Талли неподдельным ужасом, но вовсе не потому, что девушка была мертва. Вид смерти в любой мыслимой форме уже на протяжении пятнадцати лет стал частью жизни Талли, как ежедневные приемы пищи, нескончаемые поездки верхом и военные походы. Она видела больше мертвецов, чем некоторые генералы сражающихся армий, и только некоторые из умерших расстались с жизнью естественным образом. Она сама убивала — людей и не-людей, рогоглавов и различных животных, мужчин и женщин, стариков и даже детей — бесчисленное количество раз, иногда за одно слово или за молчание, иногда собственноручно. Жалость? В промежутке между тем роковым утром пятнадцать лет назад и сегодняшним днем она как-то позабыла, что значит это слово. Нет, не вид смерти так поразил ее и заставил остановиться, а мысль о том, что она стоит напротив своего врага. Одного из врагов. И совершенно не имело значения то, что враг был мертв.

Это были женщины, как и та, что лежала здесь. Они летали верхом на драконах, высокие стройные женщины в коричневых кожаных одеждах, ночью казавшихся черными, тесно прилегавших к телу, как вторая кожа. Если бы она не была так молода, эта мертвая девушка, она была бы среди них.

Когда Талли очнулась, в первый раз ее охватило легкое чувство триумфа, хотя и на мгновение. У нее было мало причин ликовать. Вместо удовлетворения, которое должен был вызывать у нее вид мертвой девушки, ее охватила тревога. Она не могла объяснить почему, но у нее вдруг возникло чувство, что она находится не в конце, а, скорее, в начале своих поисков.

Талли отогнала эту мысль, собралась с духом и стала осторожно подниматься по лестнице. Оба ваги следовали за ней на небольшом расстоянии. Талли непросто было уговорить Хрхона не идти впереди нее, осматривая путь, проверяя, нет ли ловушек или засады. Но она не могла допустить, чтобы кто-то из ваг вошел в башню перед ней.

Они осторожно шли дальше, и вскоре у Талли пропали всякие мысли о том, с чем они могли встретиться на другой стороне башни, потому что все ее внимание было сосредоточено на лестнице. То, что при взгляде снизу представлялось не очень крутой аркой, скоро оказалось почти отвесным подъемом, требовавшим всех ее сил, тем более что отшлифованные ветром ступени были скользкими, как стекло.