— У нас с Алевтиной были одинаковые краны… Тамоткрутишь горячую воду, а она через несколько минут снова холодная. Все времяприбавлять надо. И еще: в ванной ни халата, ни полотенца купального. Вот тыкогда мыться идешь.., а впрочем, тебе мать может подать.

Это верно, я вечно забываю то полотенце, то губку и потомору на всю квартиру мамуле, чтобы принесла.

— А когда одна живешь, — тяжело вздохнулаИраида, — надеяться не на кого. Поэтому сама все должна заранее положить,чтобы потом в мокром виде голышом по квартире не скакать. Так вот что я тебескажу: ни фига у нее в ванной не лежало, одно полотенчико крошечное для рук накрючке висит… И тапочки…

— Что — тапочки? — не выдержала я. — Разначала, то уж говори!

— Тапочки я нашла не в ванной, а на кухне, —выпалила Ираида.

— Уплыли, — усмехнулась я.

— Не-а, вся вода из в??нной в коридор вылилась, а накухне ничего и не было. И не могли они уплыть, за порог в ванной бы зацепились…

— Ираида, — я отодвинула подальше ополовиненнуюбутылку ликера, — ты меня извини, но ты не путаешь свою соседку с МишельПфайффер? Это ее в том фильме утопить пытались. А про соседку ты сама говорила,что никому ее смерть не нужна была.., ты не придумала все эти улики — так, дляразговора?

— С чего это мне выдумывать? — рассердиласьИраида.

Вместо ответа я красноречиво взглянула на бутылку. Ираидаперехватила мой взгляд и обидчиво поджала губы.

— Если все так, — наконец нарушила я затянувшеесямолчание, — то почему же ты милиции ничего не рассказала?

— А кто меня спрашивал? — закричала Ираида и сновасбросила столбик сигаретного пепла в несчастную монстеру. — К тому же ятогда в таком состоянии была.., а теперь все думаю про эту историю и мелкиеподробности вспоминаю.

От ликера ли, от грустных мыслей или от сегодняшнихпереживаний в кафе у меня зверски разболелась голова. Проводив Ираиду, я выпиладве таблетки шипучего упсарина и улеглась спать, на время выбросив из больнойголовы все неприятное.

Утром в отделе Мишка Котенкин встретил меня, исполнив нагубах туш, и с шутовским подобострастием приветствовал:

— Здравствуйте, Александра Юрьевна, светоч и надеждароссийской журналистики!

Не прикажете ли кофейку подать?

У меня не было настроения поддерживать Мишкин шутовской тон,вчерашние события не шли из головы. Однако я подсела к его столу, согласившисьвыпить кофе, и шепотом рассказала о трагическом завершении встречи с директором«Домовенка». Мишка присвистнул и вполголоса, уже совершенно серьезным тоном,сказал:

— Значит, действительно в этом агентстве делалиськакие-то темные дела, и когда директор пошел на встречу с тобой, его устранили,чтобы не выболтал чего-нибудь.

— Да кто его устранил? — возразила я, невольноповысив голос. — Я же рядом с ним сидела, никто его не убивал, отрасстройства с мужиком инфаркт случился. Или инсульт.

Я не врач, в таких делах не разбираюсь. А довела его я,своей статьей дурацкой! Выдумала неизвестные махинации, чтобы имя себе сделать,а человека на тот свет отправила!

Последние слова я произнесла так громко, что Кап Капыч, сунылым пыхтеньем трудившийся в своем углу над злополучным эротическимрассказом, откликнулся:

— Не знаю, кого ты там отправила на тот свет, но еслиты мне не поможешь с этой эротической фигней, то будешь виновата в моемсамоубийстве. Я сделаю харакири прямо посреди отдела и оставлю записку: «В моейсмерти прошу винить Сашу П.».

— Лучше сделай харакири у Гюрзы в кабинете, —машинально ответила я, — и напиши «Прошу винить Анфису С.». По крайнеймере, принесешь пользу обществу.

— Ну, Сашунчик, хоть финальную фразу подскажи!

В голосе Кап Капыча звучало неподдельное страдание.

— Она закатила глаза, — по-прежнему машинально,думая о своем, ответила я, — и забилась в пароксизме оргазма.

— Как-как? — изумленно переспросил КапКапыч. — В пароксизме оргазма? Ну, мать, ты даешь!

Мишка Котенкин тем временем уже бубнил вполголоса:

— Если ты считаешь, что директор агентства недвижимостиможет так вот запросто загнуться от расстройства, что его в газете облаяли, я,дорогая, просто поражен твоей наивностью! Торговля недвижимостью — это почтикак наркобизнес, там такие волки трудятся — только зубы щелкают! А ты егоэтакой слабонервной курсисткой изображаешь!

— Но факт остается фактом — он умер на моих глазах!

— Ты ведь только что справедливо заметила, —ехидно прервал меня Мишка, — что ты не врач. Откуда же ты знаешь, что онумер? Ты ведь удрала из кафе, не дождавшись милиции и «скорой помощи». Можетбыть, его откачали, а ты себя уже в убийцы записала?

— Да брось ты. Мишка, — с горечью возразилая, — если бы ты его видел, ты бы не сомневался. Живой человек таквыглядеть не может.

— Все-таки мы проверим.

Мишка достал телефонный справочник и, перелистывая его,проговорил:

— Ближе всего бывшая Куйбышевская больница, но надо быузнать, какая вчера была дежурной и куда могли отвезти на «скорой»…

Через пять минут он уже все узнал и набрал номер справочной.

— Скажите, пожалуйста, это ведь к вам в больницу вчерапривезли Бориса Борисовича Ахтырского? Кто я? Я его родственник… Ах, какоегоре! А какая причина смерти? Девушка, милая, я понимаю, что не имеете праваговорить об этом по телефону, но мы, его родственники, так волнуемся, такволнуемся… Ах, вот как? Ну ладно, большое вам спасибо.

Повесив трубку, Мишка задумчиво посмотрел на меня и сказал:

— Ахтырский действительно умер. То есть уже мертвым к нимпоступил.

— Ну вот видишь? — вклинилась я и приготовилась кновому потоку самообвинений.

— Да погоди ты! — придержал меня Мишка. — Яспросил у нее, какая причина смерти.

Она сначала отказалась говорить — не имеет права отвечать натакие вопросы по телефону неизвестно кому, — но все-таки обмолвилась, чтокакому-то их профессору очень не понравился внешний вид трупа, и обязательнобудут делать вскрытие. Так что подожди обвинять себя в его смерти. Мне моежурналистское чутье подсказывает, что с ним не все так просто. А на твоем местея бы в темпе готовил следующую статью — от тебя ведь ждут сенсации, и смертьАхтырского тебе очень на руку…

— Ох, Мишка, ну не стервятники ли мы послеэтого! — простонала я.

— Работа у нас такая, — возразил Мишка.

Я пересела за свой стол. Мишка прав, нужно писать новуюстатью, оправдывать, так сказать, доверие руководства.