обычных — любующаяся видами девушка, старушка с букольками, держащая за руку внука, и пара мужчин в одинаковых синих комбинезонах, почему-то сразу показавшихся форменными. И один из них, заметив нас, тут же к нам направился.

— Молодые люди, будьте добры, ваши документы.

— Минутку, — на мгновение моя рука действительно дернулась, пытаясь нашарить на плече несуществующую сумку с документами, но я тут же опомнилась. Документов этого мира у меня уж точно нет. И Матвею лучше не давать возможности ничего сказать, пока беды не вышло. Я уже и так вижу, что никого из Самохваловых здесь нет. А вниз со смотровой площадки ведет длинная, целиком просматривающаяся отсюда лестница, спуститься по которой никто из них не успел бы.

Сделав шаг назад — в дверной проем, я чуть ли не втащила за собой Матвея, слишком обалдевшего, чтобы всерьез сопротивляться.

— Это что сейчас было? Кино снимают или что? Или… голограмма? — как-то неуверенно закончил он, оглядываясь на дверной проем, в который пытались заглянуть мужчины в форменных комбинезонах. — Ты не говорила…

— Потом объясню, — коротко посулила я, прикрыв дверь на смотровую площадку — до конца ее закрыть тоже не получилось — и уже шагнув к третьей двери. Надо проверить все.

Здесь оказался великолепный сад, утопающий в самых невероятных цветах. А над цветами порхали феи. Крохотные, с ладонь, человечки со стрекозиными крылышками, одетые во что-то, очень напоминающее хитро завернутые цветочные лепестки и листья.

И стоило мне шагнуть из дверного проема, как одна из них с разбегу… эээ, то есть с разлету… нет, как-то все же это неправильно звучит. Словом, эта мелкая дрянь впечаталась прямо мне в глаз.

Кстати, обычно “искры из глаз” — это, кажется, фигуральное выражение. Но вот сейчас они вообще были не фигуральными, эти искры. Самые что ни на есть нормальные искры. Розовые. И меня ими обсыпало с ног до головы. Правда, летели они все-таки не из моих глаз, а от крылышек феечки.

Фея, кстати, тут же отлетела, как-то вихляясь в воздухе, и возмущенно запищала.

— Смотри, куда прешь, оглобля здоровенная!

Я и попыталась смотреть. Как только удалось проморгаться. Надеюсь, хоть фингала она мне не поставила?

Лицо Матвея в этот момент было достойно запечатления — жаль, телефона у меня под рукой не случилось, чтобы сфотографировать.

А вот реакция у него оказалась ничего так. Сделав быстрое движение рукой, он сцапал феечку прямо в воздухе и зажал ее в кулаке — так что сверху только голова торчала, а снизу дрыгались кукольные босые ножки.

На этот раз очаровательное волшебное создание даже не запищало, а прямо-таки заверещало. Скорее всего, и ножками бы своими крохотными затопало, но в нынешнем положении оставалось ими только сучить.

Матвей же, не реагируя на визг на грани ультразвука, со сложным лицом рассматривал это диво. Глаза у него были в форме плошек. Еще и пальцем второй руки потыкал — настоящее ли?

Я бы, кстати, на его месте не стала так делать. Но, кажется, ему повезло — это оказалась не та зубастая порода фей, с которыми мне уже доводилось встречаться. Откуда ж ты взялся-то такой везучий, а?

— Ты мне крыло сломал, громила! — наконец удалось услышать членораздельное в непрекращающемся визге. Я ахнула. Матвей наконец разжал кулак, но феечка никуда не улетела — осталась стоять у него на ладони, уперев руки в боки.

— Не сломал, — чуть смущенно поправил парень. — Только помял немного.

Стрекозиные крылышки и впрямь выглядели изрядно пожеванными.

— Да что ты понимаешь! — на этот раз фейка все-таки топнул ножкой по его ладони. — Негодяй! Мерзавец! Убийца!

Вокруг нас тем временем уже собрался целый рой этих мелких крылатых созданий, и гудел он сейчас совсем по-пчелиному. И что-то мне это совсем не нравилось.

Я открыла было рот, чтобы извиниться за поведение своего спутника, но сказать мне ничего не дали.

— Девочки! — Провозгласила фейка, все так же стоявшая на ладони Матвея, и жестом полководца указала на него же. — Ату его!

Растревоженный рой с жужжанием и треском крыльев хлынул на нас. А этот идиот все продолжал стоять, хлопая глазами и, похоже, просто не веря в происходящее. Пришлось хватать его за локоть и буквально впихивать в дверь, спиной чувствуя одновременно множество будто булавочных уколов.

Уже в коридоре, глянув на беснующихся фей за дверью, я вывернула шею, пытаясь разглядеть свои тылы. Похоже, майка в лохмотьях, а плечи украсило множество мелких царапин. Интересно, чем это они? Когтями, что ли?

В гуле фей можно было иногда различить отдельные слова — и почему-то среди них все чаще звучало “похищение”.

И только тут я осознала, что визжат не только за дверью. Оглянулась на Матвея — и глаза мои потихоньку полезли на лоб. Потому что этот придурок снова сжимал в кулаке феечку. Разве что держал теперь аккуратнее, в основном за ноги, так что целехонькие крылышки отчаянно трепыхались сверху, не в силах помочь несчастной высвободиться из хватки. Он пронес ее в дом!

— Ты… ты…

— Я, — он почти спокойно посмотрел мне в глаза. — А ты мне сейчас объяснишь, что здесь, твою дивизию, происходит.

— Объясню, — вздохнула я. — Только эту… жительницу иных миров лучше отпустить. Она вообще-то разумное существо. Вот тебе бы не понравилось, если бы тебя так хватали. Хотя подожди-ка… — Я чуть наклонилась, чтобы мои глаза оказались на одном уровне с лицом пыхтящей от натуги мелочи. — Уважаемая фея, простите, пожалуйста, этого дикаря, он никогда не видел таких, как вы, ну и вообще вести себя не умеет. Дурак потому что. Ну и дикий совсем, необразованный.

Матвей нехорошо оскалился, а феечка энергично закивала.

— Я и вижу! Только пусть он меня отпустит уже!

— Обязательно! Понимаете, у него родные пропали, и он вне себя от горя. Вот и ведет себя как… как дурак, в общем. Мы хотели у вас спросить, не видели ли вы их. Самохвалов, да отпусти ее уже!

Парень хмыкнул, задрав брови, но кулак все-таки разжал.

Фейка тут же вспорхнула мне на плечо. Я наконец смогла выпрямиться. Правда, не сказать, чтобы разговаривать стало удобнее — теперь приходилось выворачивать к плечу голову, чтобы смотреть на собеседницу.

— А кто они такие? А где пропали? А что это за дверь? А где мы сейчас?

Вопросы буквально посыпались из фейки мелкой дробью, и я, как