отсутствия точных научных данных. Весьма правильная и жизненно необходимая концепция, но… – Баранов лишь иронично пожал плечами.

– Но Декларация ООН по окружающей среде входит в пакет международных инструментов, не имеющих обязательной силы, – подхватила Алена. – Я уверена, что произошло это далеко не случайно, международные законы не принимаются сырыми или наобум. И так ясно, кто постарался. К тому же, тоже как будто случайно, не существует ни согласованного международного определения термина «отсутствие точных научных данных», ни общих правил или руководящих принципов, которые определяли бы степень их точности! В результате всякая заинтересованная сторона трактует эти вопросы по-своему, причем иногда совсем по-разному! В нашем российском законодательстве, имевшем отношение к проблематике ГМО, данный принцип вообще не нашел отражения, несмотря на то что Россия подписала эту знаменитую Декларацию ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро еще в 1992 году.

Мы не присоединились ни к Картахенскому протоколу по биобезопасности, ни к Орхусской конвенции, являющимися мощными регуляторами в области распространения ГМО и, самое главное, информации о них. Опыт Европы в этом вопросе нами также востребован не был. Отдельного единого органа, компетентного принимать решения по вопросам, связанным с безопасностью выращивания ГМ-культур и использования ГМО в пищу, в России не существует. Законодательства, регулирующего и подробно регламентирующего выпуск ГМО в окружающую среду, нет. Причем проект Закона о биобезопасности давно был подготовлен экспертами, в том числе и нашими, но так и не был даже внесен на рассмотрение в Госдуму! Такое ощущение, что кто-то старательно оберегает трансгены от посягательств. В результате на российский продовольственный рынок бесконтрольно попадает множество продуктов с ГМ-компонентами.

До 2012 года в России государственное регулирование генно-инженерной деятельности определялось Федеральным Законом от 5 июля 1996 года № 86, а ввоз пищевой продукции, полученной из ГМ-источников, регулировался целой серией законодательных актов. Однако в действительности это давало нам не много. Требования обязательной маркировки продуктов ГМО в законе отсутствуют, что резко снижает его эффективность. И хотя предписывается обеспечение общедоступности сведений о безопасности генно-инженерной деятельности, но не имеется никаких конкретных требований о необходимости информирования населения о наличии в продукте ГМ-компонентов. Хорошо хоть была обязательная маркировка продуктов, содержащих ГМО в размере более 0,9 %, но это вовсе не означает, что немаркированный продукт не содержит ГМО. В нем трансгенов может быть, например, полпроцента. А люди, покупая его, будут уверены, что употребляют чистую пищу! А после вступления в ВТО все преграды на пути ГМО и вовсе рухнули, и трансгены хлынули к нам сплошным потоком!

– Это верно, – невесело согласился Баранов. – Норма в 0,9 % никакого отношения к здоровью человека не имеет. Наоборот, она является лишним свидетельством того, что идет генетическое загрязнение планеты, и никто с этим ничего делать не собирается! Вместо того чтобы дать людям выбор, какими продуктами питаться, правительства вводят «нормы безопасного содержания ГМО». Абсурд!

В этой связи особенно показательно, как происходила ратификация вступления в ВТО. В 2012 году, летом, в разгар отпусков, чтобы поменьше будоражить общественное мнение. Тем же летом, за месяц, в Думе прошли парламентские слушания на тему «Законодательное регулирование оборота генетически модифицированных продуктов в Российской Федерации». Были заслушаны основные точки зрения на проблему, принадлежащие «заинтересованным» ведомствам, единодушно поддержавшим идею трансгенизации всей страны. Закончилось все это вынесением нескольких рекомендаций, то есть, по сути, ничем. Более того, в рекомендациях, составленных по итогам слушаний, четко просматривается общее положительное отношение к ГМО. В итоговом документе прямо сказано, что, несмотря на отсутствие в России официального разрешения на высевание трансгенных растений, по данным Зернового Союза, предоставленным его президентом господином Злочевским, в Российской Федерации площадь засева только ГМ-кукурузы и ГМ-сои оценивается примерно в четыреста тысяч гектаров, не считая выращивания ГМ-картофеля и подсолнечника, а на Дальнем Востоке наблюдается проникновение ГМ-риса. Но никто не поторопился принять никаких мер, эта информация о прямом нарушении закона не вызвала ни бури, ни последствий. Незаконные ГМ-поля как существовали, так и продолжили существовать, да еще и увеличиваться в размерах.

Показательной является и позиция основных сторонников ГМО, ратующих за скорейшее снятие всех ограничений на трансгены. Господин Онищенко, главный санитарный врач страны, в очередной раз назвал производство ГМО растительного происхождения для пищевых и кормовых целей перспективным социально значимым направлением развития современной биотехнологии. По его мнению, о высокой эффективности и перспективности ГМО свидетельствует рост посевных площадей. Только в период с 1996 по 2010 год площади посевов ГМ-культур возросли в мире более чем в шестьдесят раз. Также он с гордостью поведал, что в 2010 году ГМ-культуры выращивались в 29 странах. В целом посевы ГМ-сои занимают 81 % от всех мировых посевных, занятых соей. Площади посевов ГМ-кукурузы – 30 % от мировых посевных кукурузы, ГМ-хлопка – 64 %, ГМ-рапса – 23 %.

Ученый сделал глоток из кружки и пожал плечами:

– Я, право, решительно не понимаю, как рост посевных площадей ГМ-культур может свидетельствовать об их эффективности? Это свидетельствует об успешном проникновении ГМО в мировое сельское хозяйство, но выводы об эффективности все-таки, может быть, лучше делать по сравнению урожайности традиционных и трансгенных культур? Но по этому пути наши оппоненты не торопятся идти. И это объяснимо. Ведь еще в 2001 году в Австралии на данный вопрос дали исчерпывающий ответ. На опытных полях были получены урожаи канолы (генно-модифицированный рапс) и рапса традиционного.

В результате канолы собрали при однократной обработке «Раундапом» 97,7 тонн с гектара, при двукратной обработке 105,5 тонн с гектара. При традиционной обработке, исключающей применение «Раундапа», канола дала 114,4 тонны с гектара. Трансгенный рапс принес с гектара 109 тонн, традиционный – 120 тонн. Не надо быть профессором математики, чтобы увидеть разницу. Не говоря уже о том, что расходы на «Раундап» не только сжирают всю экономию, которая должна была бы возникнуть вследствие отсутствия необходимости рутинной борьбы с сорняками. Более того, эти расходы превышают традиционные затраты, причем с каждым годом все выше, так как устойчивость сорняков к «Раундапу» растет. А вместе с ней растет и количество гербицида, необходимого для эффективного удобрения полей. За десять лет аграрии были вынуждены увеличить дозы химикатов в восемьдесят, а в отдельных случаях и в сто раз! Пахотные площади постоянно растут, но почему-то мир до сих пор не накормлен, да и с урожаями что-то не очень! Где же тут экономия и в чем эффективность?

Но господин Онищенко, похоже, обошел данные факты своим вниманием и настойчиво предлагает формировать позитивный имидж ГМО в обществе, создавать российские ГМО и широко внедрять трансгены в агропромышленный сектор России. Ему вторит множество соратников по ГМ-лобби, например господин Тутельян, руководящий