По некоторым сведениям, Джа-лама был калмыком Астраханской губернии. Во всяком случае, Россия считала его своим подданным, что и послужило поводом для ареста в феврале 1914 г. и препровождения его в тюрьму и ссылку. Одним из доказательств зверств Джа-ламы называют тулум – снятую аккуратно, «мешком», кожу человека, хранившуюся в его юрте для ритуальных целей.

В 1917 г., принесшем Российской империи революционные катаклизмы, некому стало «надзирать» за Джа-ламой, и он снова пробрался в Западную Монголию, в Степь.

Смерть ламы

О гипнотической силе его ходили легенды. Одну из них приводит в своей книге, опубликованной в Лондоне в 1936 г., бывший военнопленный венгр Йозеф Гелета, техник, работавший в 1920–1929 гг. в Монголии. Вот как бежавший из России Джа-лама «справился» с отрядом казаков, преследовавших его. Оглянулся беглец: позади – погоня, впереди – озеро. Жители небольшого кочевья, наблюдавшие эту сцену, ожидали, что его вот-вот схватят. Но Джа-лама спокойно встал лицом к погоне, пристально глядя на казаков. И произошло удивительное: казаки на полном скаку стали разворачиваться и с криками: «Он там!» – понеслись объезжать озеро, а затем стали натыкаться друг на друга и колоть пиками, думая, что поражают беглеца…

Последние годы своей бурной жизни Джа-лама провел в городе-крепости, возведенном среди пустыни Гоби, – своем городе, который, видимо, намеревался сделать в будущем столицей независимого теократического государства в Западной Монголии. В планы его входило и строительство новых буддийских храмов. А пока он промышлял грабежом торговых караванов, пересекающих пустыню. Все это, конечно, никак не могло устроить красное правительство в Урге.

Ему было послано подложное письмо о том, что правительство в Урге нуждается в его содействии и приглашает занять пост «уполномоченного сайда» (министра, сановника) в Западной Монголии. И Джа-лама согласился принять в своей ставке «представителей» с якобы выданной ему утвержденной печатью. И там он был убит с максимальным коварством – во время молитвы и благословения.

Проклятие головы

Как известно из мемуаров, Джа-лама обладал мстительной памятью – человек, вызвавший его гнев, мог считать себя погибшим. Некое проклятие будто преследовало и некоторых людей, кто так или иначе был связан с судьбой Джа-ламы или имел дело непосредственно с Головой. Так в тот день, когда Голова, как бесценный трофей, прибыла на пике к зданию правительства в Урге, скончался «главком монгольской революции» товарищ Сухэ-Батор (более того, молва утверждает: как только всадник привез Голову, Сухэ-Батор умер).

В 1937 г. как «агент японской разведки» был расстрелян в Ленинграде монголовед В.А. Казакевич, разыскавший Голову в Урге и полулегально привезший ее в Россию.

В 1943 г. в лагерях умер человек, хорошо знавший Джа-ламу, переписывавшийся с ним, когда тот был в ссылке, – русский купец и ученый-практик А.В. Бурдуков, попавший в Монголию в довольно раннем возрасте и отдавший ей многие годы жизни. Бурдукову принадлежат и несколько фотоснимков Джа-ламы, один из которых был опубликован в журнале «Огонек» в 1912 г.

…Закончился XX в. Репрессии, войны и просто годы выкосили всех, кто знал Джа-ламу, когда-либо встречался с ним. Во время ленинградской блокады рушились дома, пострадали многие музеи. От холода, голода и бомбежек гибли люди. Но все эти бурные события Голова мирно пережила в своем аквариуме, как бы взирая с недоброй усмешкой на дела рук человеческих.

Деятельности одной из «ярких» политических фигур XX столетия посвящены тысячи книг и прочих публикаций. И тем не менее он остается двуликим Янусом.

Биография «вождя народов» страдает огромными пробелами, которые не позволяют более или менее точно объяснить мотивировку тех или иных его действий и поступков. Первым в этот феномен внес свой весомый вклад Лев Троцкий.

В книге Троцкого «Преступления Сталина» был выстроен набор обвинений Сталину, которые в силу различных политических конъюнктурных соображений время от времени воскресают и на страницах современных отечественных и зарубежных СМИ.

Главным козырем Троцкого в борьбе со Сталиным было так называемое «Завещание Ленина», в котором «Ильич» ставил вопрос о снятии Сталина с поста генсека, ссылаясь на его «грубость». Однако сегодня исследователям достаточно хорошо известно, что в истории с «Завещанием» далеко не все однозначно.

Мистик Георгий Гурджиев

Когда удалось обнаружить шифропереписку между бакинским военным министром Коргановым и центральным Совнаркомом, идущую по линии Баку – Астрахань – Москва, перед глазами предстала остросюжетная драматическая картина последних дней существования Бакинской Коммуны. Корганов просил оставить в Баку части Кавказской армии, состоящие «исключительно из русского элемента». Но Троцкий потребовал перевода этих частей в Россию «для борьбы с белочехами», а оборону города осуществлять «с опорой на дашнакские боевые части». Дашнаки предали Шаумяна. В свою очередь Троцкий пытался доказать Ленину, что во всем виновен Сталин, находившийся в то время в Царицыне и «отвечавший за Баку».

В свое время троцкисты что-то искали в Астраханском архиве – то ли пытались уничтожить компрометирующие их деятельность документы, то ли пытались в чем-то уличить Сталина.

Таких таинственных эпизодов в истории советского государства множество.

Все мемуары представителей элиты того времени, изданные как в России, так и за ее пределами, страдают какой-то недосказанностью. Логика беспристрастных рассуждений невольно приводит к одному выводу: официальная идеология была для Сталина и его самого ближайшего окружения всего лишь прикрытием какого-то «мистического злого дна». Даже дочь Сталина Светлана Аллилуева в одном из своих интервью заявила, что ее «отец спутался с темными силами». Что это были за «силы», никто не знает точно. Пожалуй, только известный астролог Павел Глоба решился открыто заявить, что у Сталина якобы был «тайный советник» мистик Георгий Гурджиев.

Формула «тайного советника» сегодня популярна. Она восполняет хоть какой-то пробел в сталинском политическом силлогизме, ибо в противном случае невозможно понять, каким образом «невежественному грузину» удалось переиграть в многоходовых политических комбинациях более именитых и хорошо образованных оппонентов.

Есть какая-то роковая закономерность в том, что судьбы русских писателей и поэтов в XX в. складывались особенно трагически. Обстоятельства гибели многих из них до сих пор остаются загадкой. Есенин, Маяковский, Цветаева – не утихают споры о том, была ли их смерть самоубийством или, наоборот, точно просчитанным политическим убийством. Время от времени появляются новые данные об этих тайнах: рассказы очевидцев, всевозможные документальные источники. Однако историкам и литературоведам еще предстоит доказать, являются ли эти сведения умелой подделкой или они правдивы.