узким кругом мы коснемся и этого вопроса. После больничного я ещё не успел вникнуть во все события. Краем уха слышал, что областной суд признал законной регистрацию этого… как его… из головы выскочила фамилия…

— Катаева, — насмешливо подсказал Яковлев.

— Вот именно… Суд узаконил решение избиркома о регистрации Катаева в качестве кандидата в депутаты…

В принципе последней фразой Трель высказал своё отношение к проблеме.

Насущнов, блюдя честь мундира, пришёл на помощь прокурору, и кратко подвёл итоги совещания. Оценив обсуждение как конструктивное, он выразил надежду, что работа на данном приоритетном направлении в ближайшее время выйдет на ещё более качественный уровень.

Вопрос исполнения принятых решений законтролили на четвёртый квартал текущего года.

14

17 марта 2000 года. Пятница.

12.30 час. — 13.00 час.

— Борзой этот Яковлев! Как он на прокурора наехал! — в голосе Давыдова слышалось восхищение.

Птицын, взвешивая в руке пластмассовый чайник, прикидывал, хватит в нём воды на две чашки или попросить Дениса сходить на первый этаж — долить. Определившись, установил ёмкость на подставке и нажал на кнопку, издавшую звонкий щелчок.

— По ходу, какие-то события прошли мимо нас, — высказался подполковник. — Ну и аллах с ними, лишние знания умножают печаль. Лучше скажи: ты уверен, что заказчик двойного убийства — друг наш Вовка?

Рубоповец, получивший наконец возможность расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки и расслабить узел галстука, вздохнул с облегчением:

— Уф, думал, асфиксия наступит… А какие сомнения, Вадим Львович? Всё против него, начиная с мотива, кончая последней информацией Зингера.

— Зи-ингер, — поморщился начальник КМ. — Кружилин его настоящая фамилия, а не Митрохин. Информацию по Знайке отдал, только когда ты его прищучил. Конкретно он косит под дурака. Скажи, как можно подумать, что такая цветная информация нас не заинтересует? И про то, что Клыч оружие в части прикупал, даже не намекнул. А ведь схема с прапором не день и не два работала.

— Божится, что не знал. Говорит — Вова к теме с железом никого не подпускал, сам разруливал.

— Может быть, может быть. Лишь бы Зингер дальше двурушничать не надумал. Он в настоящее время за Клыча рулит, возможностей для творчества у него стало не меряно, — рассуждая, подполковник разлил закипевшую воду по чашкам, в которые минутой раньше сыпанул растворимого кофе.

— Спасибо, Вадим Львович, — подвинул к себе парившую чашку Давыдов. — Гера теперь — бугор, значит, по приказу у меня все основания разрабатывать его по полной. Годик пускай порадуется жизни, потом приземлим его. Что это за авторитет, который только один раз зону топтал? И то в каком-то семьдесят там лохматом году.

— Сможешь, Денис, заставить Зингера дать показания на Клыча? В плане, что это Вова подселил Красавина с Игошиным к риэлтору?

— Не подпишется Зингер под такое. За такие показания ему — вилы. Вот если бы мы, как в американском кино, ему программу защиты свидетеля обеспечили. Поменяли бы паспортину, поселили где-нибудь в Карелии на полном пансионе, вот тогда бы он заголосил, как певец Витас.

Птицын, открыв дверцу встроенного шкафа, извлёк стеклянную фляжечку армянского коньяка.

— Капнуть тебе в кофе, Денис? Для бодрости?

— Если хотите, чтобы меня в вытрезвитель забрали, капайте, — начальник РУБОПа двинул чашку навстречу склонившемуся горлышку. — Хватит-хватит… Подполковник плеснул коньяку себе, звякая ложечкой размешал, сделал большой глоток.

— Класс! А то чуть не заснул на совещании. Вроде, лёг вчера в одиннадцать, ночью спал нормально. Закрываются глаза и всё!

— Погода, — предположил Давыдов.

Птицын вернулся к рабочим вопросам.

— Помнишь, Денис Владимирович, в январе ты приносил распечатки переговоров Катаева с каким-то мэном насчёт отправки партии дверей в Сочи? Там, где разговор шёл за расчет после доставки груза «двести». Удалось установить, что за мэн?

— Сводка от двадцать девятого декабря? — щегольнул памятью рубоповец.

— Типа того. Ну так чего?

— Уперлись лбом, Вадим Львович. «Симка» зарегистрирована на умершую старушку, жительницу Костромской области. После того случая в сети не работала.

— Значит, тары-бары на производственную тему — шляпа. Тем паче что теперь мы доподлинно знаем — никакие двери на юг в декабре из леспромхоза не уезжали.

— А чего в декабре в Сочах делать? Не сезон. — Щеки майора под действием коньячка порозовели.

— Вот и я говорю. На этом наработки, что организатор заказухи не Клыч, а Каток, иссякают. Может, с комитетскими пообщаться? Неспроста тогда Яковлев накинул, что у них есть своя информашка по заказчику.

— Да я подкатывал, Вадим Львович. И к Яковлеву, и к начальнику. Не хотят делиться, шифруются как всегда.

— Я сам переговорю. Может, после заварухи в Двориках настрой у них изменился, особенно у Яковлева. Если бы не наши, не умничал бы он сегодня на собрании.

— Как Маштаков-то, кстати? Никак с ним не пересекусь. Не это? — Давыдов щёлкнул себя по шее, на которой краснела поперечная полоска от воротника.

— Ты знаешь, никаких позывов, — с удовлетворением сообщил подполковник, — ходит свеженький, чистенький, только слегка прибабахнутый. Задумчивый. Предложил ему недельку отдохнуть, отказался, говорит: «Не устал». Работает. Вчера с Рязанцевым прошлогодний грабеж подняли в доме престарелых.

— Тьфу, тьфу, тьфу, — начальник РУБОПа, стуча по столу, поплевал через левое плечо. — Спасибо за кофе, Вадим Львович. С вашего разрешения я отчалю.

— Погоди минуту, — Птицын посмотрел на часы. — Ничего себе, обед уже! Угробили полдня на совещания, в три ещё одно, по квартирным кражам. Когда работать? То есть ты, Денис, предлагаешь остановиться на достигнутом?

— На этом этапе, да, — Давыдов поднялся с оглядкой, чтобы не зацепить макушкой светильник. — Мы однозначно не в проигрыше. Проредили грядку. Дай бог, Вову военная прокуратура за компанию с прапором упакует. До Катка не дотянулись? Так мы с вами, товарищ полковник, на пенсию не собираемся вроде. Какие наши годы? Я пойду? Ребёнка надо из школы забрать.

Майору нужно было успеть не только встретить сына после уроков, но и навестить лежавшую на сохранении в медсанчасти Машу Шишкину. С каждым днём новые события его жизни, грозящие изменить её кардинально, надвигались всё неотвратимее. Маша твёрдо настроилась рожать. Срок беременности перевалил за двенадцать недель. Рубикон остался позади. Не претендуя, чтобы Денис ушёл из семьи, Маша настаивала на признании им отцовства. Говорила, что ей в одиночку ребёнка не поднять. Давыдов не то чтобы туманно — абсолютно не представлял дальнейшего развития ситуации.

Вадим Львович выключил телевизор, быстро убрал со стола посуду и тоже засобирался.