вообще понадобилась книга? Если написать все как есть, то умрет сам миф о Комитете освобождения Марса. А она ведь просила, чтобы я изложил все правдиво. Наверное, дело тут в наркотиках. У малышки потек колпак, только и всего.

Кстати, вот и новая сюжетная идея: написать о том, как я, Вук Обранович, ликвидировал ячейку опаснейших экстремистов. Если дело выгорит, могу и литературную премию отхватить. Да не одну!

Но из гипотетического будущего я вынужден был резко вернуться в актуальную реальность.

У Циклопа сдали нервы. Пока мятежники рассказывали о себе, он места себе не находил. А потом вдруг заорал:

— Нора, пушки!

Подлокотник кресла открылся, и к нашим ногам упали четыре бластера. Мутант схватил два из них.

— На колени! Руки за голову! — зарычал он, направив оба стола на комитетчиков.

Взяв оставшиеся, я обыскал и разоружил наших пленников.

Мина и Дванов выглядели растерянными. Зрачки у обоих были размером с чайные блюдца, а у предводительницы революции к тому же из носа брызнула юшка.

— Вук, ты чего? — спросила она, вытирая пальцами окровавленный нос.

— Руки за голову! — прикрикнул я.

— Хорошо, хорошо. Не кипятись.

— Нора, звони в полицию. Скажи, что по этому адресу находится Мина Лепесток, пусть готовят вознаграждение.

— Если вы не возражаете, я опущу последние три слова, — отозвалась Нора.

— Не возражаю.

— Вук, ты чего? Мы же друзья. Ты же мне обещал написать книгу, — промямлила Мина.

— Молчать! — рявкнул я.

— Слушай, приятель, я здесь ни при чем. Просто мимо проходил, — до Дванова, кажется, стало доходить, что дело плохо.

— Ах ты, сука! — взвизгнула Мина и больно пнула своего революционного товарища ногой.

— Отпусти меня, начальник! Я эту курву в первый раз вижу! — все равно продолжил он.

— Завали хлебало, товарищ! — приказал я и улыбнулся. — Вот мы и миллионеры!

— А ну-ка бросьте оружие! — вдруг раздалось за нашими спинами.

Голос принадлежал Чевенгуру, который держал в руке «Циклон». Рядом с ним с тем же оружием стоял Ревволь.

— Мужики, давайте, успокоимся... — начало было я.

— Не булькай, повидло! Здесь командую я! — проорал Чевенгур и пальнул в воздух.

Выстрел пришелся в потолок прям над моей головой. Сверху посыпалась серая штукатура, раздался протяжный пронзительный скрип и что-то тяжелое ухнуло мне по темечку.

— Помилка, действуй... — простонал я и отключился.

XX. Всякая шиза

Мне привиделось вот что.

Стою я на какой-то свалке. Вокруг — огромные кучи мусора, все гниет и воняет. Небо алеет закатом, где-то вдали возвышаются небоскребы и нещадно коптящие трубы заводов. Кружатся стаи огромных мертвенно-бледных птиц с неизбежным, как рок, криком: «Текели-ли!». Справа от меня — смятый в гармошку небоход, изъеденный ржавчиной. Вдруг багажник тачки открылся и из него вылезла Ксюха. Она нисколько не изменилась с нашей последней встречи — натуральный зомби в комбинезоне.

В моем видении я был спокоен, как слон. Ничему не удивлялся, словно так оно и должно быть на самом деле.

— Привет, — сказал я.

Ксюха не спешила с ответом. Долго отряхивалась, потом достала из кармана маленькое зеркальце и стала прихорашиваться. Поправила волосы, увлажнила языком губы.

— Здравствуй, — наконец откликнулась она, устремив на меня пристальный взгляд. — Неплохо выглядишь.

— Спасибо. Ты тоже ничего... Как дела?

— Да потихоньку. Сам как?

— Тоже не жалуюсь. Слушай, мне вот интересно, что с тобой случилось, когда ты покинула Форт?

— О, это целая история! Помнишь, я рассказывала тебе про чужаков?

— Смутно.

— Ну я тебе рассказывала, что ко мне приходят по ночам черные человечки...

— А, все, вспомнил!

— Так вот. Я думала, что они из параллельного мира, но оказалось, что чужаки живут на Сиротке. Только они невидимые. И у них есть свой город. Тоже невидимый. Настоящий оазис. Много растительности, свежих фруктов, чистый воздух и всегда хорошая погода. Живут чужаки в зданиях, похожих на огромные тыквы. Они забрали меня к себе. Сделали своей царицей, и я живу там среди них, и в ус не дую. Они даже возвели мою статую в натуральную величину. Из чистого золота. Каждый день я принимаю ванны из молока и ем бананасы. Гибрид ананаса и банана. Очень вкусно! А еще у меня есть питомец. Маленькая собачка. У нее красивая шелковая попонка, расшитая изумрудами, и хрустальные туфельки. Когда она ступает своими крохотными лапками по мраморному полу в тронном зале, каблучки звонко цокают. Цок-цок-цок!

— Что, правда?

Ксюха рассмеялась:

— Ну ты и лопух, Проныра! Нет, конечно. В тот же день меня задрал урсус-шатун.

—Так значит, ты умерла?

— Окончательно и бесповоротно.

— Нет, знаешь, выжила! Урсус меня лишь немножко поцарапал...

— Опять шуткуешь?

— Есть такое.

— И каково это?

— Что именно?

— Быть мертвой?

Она поскребла лоб ногтем:

— Особых различий не нахожу. Разве что чесотка прошла. А так — все по-прежнему.

— Ясно.

Ксюха вдруг рассеянно взмахнула руками:

— Ой, что-то я с тобой заболталась! У меня дел полон рот. Пока, я полетела.

На сей раз никаких шуток: действительно взмахнула рукам и устремилась небо.

Достаточно быстро она пропала из виду, а передо мной возник новый персонаж. Тоже покойный. Мой батя. Он ехал мне навстречу в своей инвалидной коляске. Мрачен, рот дугой, седые брови сошлись на переносице домиком. Одет в серый костюм и клетчатую рубашку, а на голове вместо шапки желтая эмалированная кастрюля. Кое-где эмаль облупилась и на этих местах чернели пятна.

Увидев меня, батя притормозил:

— Ты какого черта тут забыл?

— Не знаю.

— А кто будет знать? Элвис?

Он потянулся, размял усталые руки, и достал из кармана чекушку с прозрачным пойлом. Отхлебнул, поморщился, немного подумал, дублировал глоток и вернул бутылочку на место.

— Давненько мы не виделись, сынок.

— Что верно, то верно.

— Почему ко мне не заходишь? Крест на могилке покосился, оградка упала. А про цветы я вообще молчу...

Мне стало нестерпимо стыдно. Я ни разу не был у него на могиле.

— Да все как-то некогда... — попытался оправдаться я.

— Некогда ему! Ишь! Занятой человек! Это все мамкины гены! Та тоже бросила меня с малым дитем на руках, и как в воду канула. Словно ее и не было! А то, что сын