Они легли рядом с ним по обеим сторонам. Он открыл глаза. Тамми, лежа лицом к нему, нежным пальцем дотронулась до слез на его лице. Позади него Лайза теплым телом прижималась к его спине.

Ему удалось сказать:

— Я не хочу этого.

— Тебе нельзя оставаться одному, когда тебе так грустно. Мы просто полежим рядом. Закрой глаза.

Он не сопротивлялся и закрыл глаза. Медленно страдание притупилось и верх взяло оцепенение. Мысли оставили его, и он погрузился в сон.

Когда он проснулся, Тамми целовала его в губы, а Лайза сосала его член.

Он овладел ими по очереди. Тамми была нежна и сладка, а Лайза — энергична и страстна. Он был благодарен им, что они утешили его в горе.

Но все-таки, как он ни старался, кончить он не мог.

Мальчишка-вьетнамец, пущенный вперед, как ищейка, обученная находить мины, начал уставать.

Худой, в одних только хлопковых шортах, по предположению Джаспера Мюррея, лет тринадцати, он, по своей глупости, пошел в джунгли собирать орехи в это утро, как раз когда взвод роты «Д» — «Десперадос» — отправился на выполнение задания.

Его руки были связаны за спиной. Позади него тянулась веревка метров тридцати длиной, прикрепленная другим концом к матерчатому поясу капрала. Мальчишка шел по тропе впереди роты. Поскольку утро было долгим, а мальчишка — слабосильным, ноги у него заплетались, из-за чего расстояние между ним и солдатами постепенно сокращалось. И тогда сержант Смити кидал в него патрон, который попадал мальчишке в голову или спину. Тот вскрикивал и шел быстрее.

Вьетконговские повстанцы, которых называли Чарли, минировали тропы в джунглях или расставляли на них мины-ловушки. Мины были самодельными, изготовленными из американских артиллерийских снарядов, старых американских выпрыгивающих мин, неразорвавшихся бомб и даже французских мин нажимного действия, оставшихся с пятидесятых годов.

Использование вьетнамских крестьян в качестве проводников по заминированным тропам не было большой редкостью, хотя никто этого не признавал при возвращении в Штаты. Иногда местные жители знали, какой участок тропы заминирован. Иногда они каким-то образом находили предупредительные знаки, которые не замечали солдаты. И невелика беда, если какой-то вьетнамец подорвется на мине.

Джаспера возмущали такие методы, но он видел худшие вещи за шесть месяцев, что он провел во Вьетнаме. По мнению Джаспера, люди всех национальностей способны на дикую жестокость, особенно когда они напуганы. Он знал, что солдаты британской армии совершали жуткие зверства в Кении: его отец был там, и сейчас, когда речь заходила о Кении, отец бледнел и что-то невнятно бормотал о зверствах обеих сторон.

Но рота «Д» была особой.

Она входила в состав подразделения сил специального назначения «Тигры» 101-й воздушно-десантной дивизии. Главнокомандующий генерал Уильям Уэстморленд с гордостью называл их «моя пожарная команда». Вместо обычной формы они носили полосатую тигровой масти полевую форму без знаков различия. Им разрешалось отращивать бороду и открыто носить ручное огнестрельное оружие. Их назначение — усмирение народного выступления с применением силы.

Джаспер был назначен в роту «Д» неделю назад, как он считал, по бюрократической ошибке: он не отвечал их требованиям, но в подразделение «Тигры» попадали военнослужащие из различных частей и дивизий. Он впервые участвовал в выполнении боевой задачи, поставленной перед этим взводом. Насчитывавший двадцать пять человек, он примерно наполовину состоял из белых и наполовину из негров.

Они не знали, что Джаспер англичанин. Большинство солдат никогда не встречались с англичанами, и ему надоело быть объектом любопытства. Он изменил свое произношение, и они принимали его за канадца или кого-то еще. Он больше не мог объяснять, что не знает «Битлз».

Цель сегодняшней операции была зачистка одной из деревень.

Они находились впровинции Куангнгай всеверной части Южного Вьетнама, обозначаемой военными как Тактическая зона 1-го корпуса, или просто «Северный район». Как примерно половина Южного Вьетнама, этот район находился под властью не сайгонского режима, а Вьетконга, который организовал местное самоуправление и даже сбор налогов.

— Вьетнамский народ не понимает американцев, — сказал шедший рядом с Джаспером высокий техасец по имени Невилл, иронично относившийся к окружающей действительности. — Когда Вьетконг захватил этот район, здесь было много необрабатываемой земли, принадлежавшей богатым людям в Сайгоне, которые чихать хотели на земледелие. Так что вьетконговцы раздали землю крестьянам. Потом, иногда мы начали отбивать эту территорию, сайгонский режим вернул земли прежним владельцам. Крестьяне из-за этого взъелись на нас. Представляешь? У них нет представления о частной собственности. Это говорит, насколько они глупы.

Темнокожий капрал Джон Донеллан, которого называли Донни, услышав эти слова, проговорил:

— Ты сраный коммунист, Невилл.

— Нет, я не коммунист, — тихо возразил тот. — Я голосовал за Голдуотера. Он обещал поставить на место наглых негров.

Те, кто шли рядом и слышали разговор, засмеялись: солдатам нравились подобные приколы. Это помогало им бороться со страхом.

Джасперу тоже нравились саркастические высказывания Невилла. Но во время первого утреннего привала Джаспер заметил, что он делает самокрутку с марихуаной и добавляет в нее низкосортный героин, называемый коричневым сахаром. Если Невилл не был наркоманом, он скоро им станет.

Партизаны, по словам лидера китайских коммунистов председателя Мао, чувствовали себя среди народа как рыба в море. Стратегия генерала Уэстморленда состояла в том, чтобы ради победы лишить вьетконговскую рыбу моря. Триста тысяч крестьян в провинции Куангнгай сгонялись со своих насиженных мест и отправлялись в 68 укрепленных концентрационных лагерей, чтобы там никого не осталось, за исключением вьетконговцев.

Но эта стратегия не работала. Невилл как-то раз заметил: «Странный народ! Они ведут себя так, словно мы не имеем права прийти в их страну и приказывать им убраться из своего дома и со своих полей и отправляться жить в лагерях. Что за люди?» Многие крестьяне избегали облав, скрываясь поблизости от своих мест. Других отправляли в переполненные лагеря с антисанитарными условиями, но они оттуда бежали и возвращались домой. В обоих случаях они становились обоснованной целью в глазах военных. «Если люди в деревнях, а не в лагерях, то для нас они розовые, — говорил генерал Уэстморленд. — Они сочувствуют коммунистам». Лейтенант, дававший наставления взводу, выразился еще яснее: «Своих там нет. Слышите меня? Своих нет. Там не должно быть никого. Стреляйте по всему, что движется». Сегодня их цель — деревня, из которой все жители были эвакуированы, но потом они вернулись. Предстояло зачистить ее и сровнять с землей.

Но сначала им нужно ее найти. Передвигаться в джунглях трудно. Ориентиров почти нет, и видимость ограниченна.