Прогремело несколько беспорядочных выстрелов, но особого противодействия не было. На первом этаже никого из министров он не нашел. Ему пришло в голову, что они могли улизнуть, и на миг его охватила паника. Не хотелось бы докладывать Троцкому и Ленину, что члены правительства Керенского ушли у него из рук.

Взяв Исаака и еще двоих, он взбежал по широкой лестнице обыскивать следующий этаж. Вместе они выломали пару двойных дверей и ворвались в зал для заседаний, где нашли то, что осталось от Временного правительства: маленькую группку испуганных мужчин в костюмах и галстуках, сидевших в креслах за столом.

Один из них сохранил какое-то подобие властности.

— Здесь находится Временное правительство. Что вам угодно? — произнес он.

Григорий узнал Александра Коновалова, богатого текстильного промышленника, бывшего у Керенского заместителем.

— Вы арестованы, — ответил ему Григорий. Это был прекрасный миг, и Григорий им наслаждался.

Он повернулся к Исааку:

— Запиши имена. — Он узнал их всех. — Коновалов, Малянтович, Никитин, Терещенко…

Когда список был закончен, он сказал:

— Забери всех в Петропавловку и посади в камеры. Я — в Смольный, сообщить хорошие новости.

Пересекая Дворцовую площадь, он на миг остановился, вспомнив мать, погибшую двенадцать лет назад на этом месте. Обернувшись, посмотрел на огромный дворец с рядами белых колонн и десятками окон, в которых отражался лунный свет, и с внезапной яростью погрозил Зимнему кулаком.

— В Смольный, — сказал шоферу.

Это было совсем недалеко, и пока они ехали, настроение стало улучшаться. «Теперь мы действительно победили, — сказал он себе. — Мы — победители. Народ сбросил угнетателей».

Он взбежал по лестнице Смольного и прошел в актовый зал. Было полно народу, и он понял, что Съезд советов начался. Троцкий не смог задержать открытие на такое продолжительное время. Это означало, что теперь меньшевики и другие рохли, затесавшиеся в революцию, будут требовать себе место в новом правительстве, несмотря на то, что палец о палец не ударили, чтобы взять власть.

Вокруг люстр клубился табачный дым. На сцене располагались члены президиума. Многих из них Григорий знал. Большевики занимали четырнадцать мест из двадцати пяти. Это значило, что у них делегатов больше всего. Но при этом председателем был Каменев, умеренный большевик, голосовавший против вооруженного восстания. Как и предупреждал Ленин, такой съезд способен лишь на новый жалкий компромисс.

Григорий пробежал глазами по лицам сидящих в зале делегатов и в первом ряду увидел Ленина. Подойдя, он попросил сидевшего рядом с Лениным:

— Мне нужно поговорить с Ильичом. Уступите, пожалуйста, ваше место.

Тот возмущенно взглянул, но после секундной паузы поднялся.

— Зимний взят, — сказал Григорий на ухо Ленину и перечислил арестованных министров.

— Поздно, — безучастно ответил Ленин.

Этого Григорий и боялся.

— Что здесь происходит? — спросил он.

Ленин был мрачнее тучи.

— Мартов предложил резолюцию. — Юлий Мартов был старым противником Ленина. Мартов хотел, чтобы Российская социал-демократическая рабочая партия брала пример с английской партии лейбористов и боролась за права рабочего класса демократическими методами. И его ссора с Лениным по этому вопросу еще в 1903 году расколола РСДРП на две фракции: ленинских большевиков и мартовских меньшевиков. — Он заявил, что следует положить конец уличным боям и перейти к переговорам о демократическом правительстве.

— Переговорам?! — воскликнул Григорий. — Но ведь мы захватили власть!

— Мы приняли его резолюцию, — без выражения сказал Ленин.

— Почему? — удивился Григорий.

— Если бы мы голосовали против, мы бы оказались в меньшинстве. Из шестисот семидесяти делегатов триста — наших. У нас самая большая партия, но подавляющего большинства нет.

Штурм произошел слишком поздно. Будет создана новая коалиция, состав которой определится в результате сделок и уступок, и правительство будет и дальше топтаться на одном месте, а русские люди будут умирать от голода в собственных домах и от пуль на фронте.

— И все равно они на нас нападают, — добавил Ленин.

Григорий прислушался к речи говорящего — этого человека он не знал.

— Этот съезд должен был обсудить новое правительство, но что же мы видим? — яростно говорил выступающий. — Уже произошел безответственный захват власти, еще до решения съезда! Мы должны спасти революцию от этой дикой авантюры!

Там, где сидели большевики, поднялась буря протеста. Григорий услышал, как Ленин выкрикнул: «Свинья! Ублюдок! Предатель!»

Каменев призвал к порядку.

Но и следующий выступавший был настроен враждебно по отношению к большевикам и их перевороту, и все остальные говорили в том же духе. Меньшевик Лев Хинчук призывал к переговорам с Временным правительством, и взрыв возмущения делегатов был таким яростным, что несколько минут Хинчук не мог продолжать. Наконец, перекрикивая шум, он объявил:

— Мы покидаем этот съезд!

И вышел из зала.

Григорий разгадал их тактику: они скажут, что раз они ушли, решения съезда не будут иметь силы.

— Дезертиры! — крикнул кто-то, и его крик был подхвачен и прокатился по залу.

Григорий в смятении посмотрел на Ленина. Они так ждали этого съезда, а съезд срывался. Но глаза Ленина радостно блестели.

— Это прекрасно! — сказал он. — Мы спасены! Я никогда и представить себе не мог, что они допустят такую ошибку.

Григорий не понимал, о чем он.

Следующим выступал Михаил Гендельман, глава эсеров.

— Принимая во внимание тот факт, что большевики взяли власть, оставляя на них ответственность за это безумное и преступное деяние и считая сотрудничество с ними невозможным, фракция социалистов-революционеров покидает конгресс! — и он вышел, а за ним последовали все эсеры. Оставшиеся делегаты закричали, засвистели и заулюлюкали вдогонку.

Ленина происходящее радовало все больше.

Несколько делегатов-солдат высказались в пользу большевистского переворота, и Григорий приободрился. Но все же он не понимал торжества Ленина. Сейчас Ильич что-то писал в блокноте. Речи следовали одна за другой, а он правил и переписывал. Наконец сунул Григорию в руку два листка.

— Это следует представить съезду для немедленного утверждения, — сказал он.

Это было длинное заявление, полное обычной риторики, но внимание Григория приковала одна фраза: «Съезд принимает решение взять правительственную власть в свои руки».

Именно этого и хотел Григорий.

— Дать это зачитать Троцкому?