Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не пробовал, — сказал Гарик.
— А как проверить?
— Никак.
«В самом деле, — подумал я. — Кто будет проверять. Даже если пятьдесят процентов риска, то это тоже очень высокий процент».
— А сколько с тебя взяли?
Я попробовал проверить по цене. Марганцовка стоит 11 копеек. Могли, правда, запросить в десятикратном размере, учитывая дефицит, но и тогда получилось бы только рубль десять.
— Нисколько, — сказал Гарик. — Услуга за услугу.
— А какая услуга?
— Билеты в театр.
— Но это же неравноценно…
— Неизвестно, — заметил Гарик. — Тут спектакль и там…
— А я тебе что должен?
— Будешь переводить мою переписку.
— С кем? — испугался я.
— С частным детективом. Из Англии.
— Но это мелочь… — возразил я.
— Мы же друзья, — напомнил Гарик.
Дружба тоже входила в прейскурант.
Гарик закрыл баночку и сказал, чтобы я не вздумал ее открывать и нюхать. Еще он сказал, что цианистый калий — очень дефицитное средство и, если у меня останется, я должен вернуть все, что останется.
Я положил коробочку в карман и, чтобы не тянуть с этим делом, тут же позвонил «непорядочному человеку».
Трубку долго не снимали. В глубине души я мечтал, чтобы никого не оказалось дома. Но Он был дома.
— Слушаю… — отозвался хрипловатый голос много курящего человека.
— Здравствуйте, — поздоровался я.
— Здравствуйте. — Он был вежлив, но я все же чувствовал, что Он торопится и не расположен к длительной беседе с незнакомым человеком.
— Я должен с вами встретиться. У меня к вам дело.
— Какое дело, простите?
— Это не надолго, — пообещал я. — Это займет у вас…
— Две секунды, — подсказал Гарик, имея в виду эффективность цианистого калия.
— Две секунды, — повторил я.
— Хорошо, — согласился он. — Приезжайте.
Я ожидал, что мне откроет отрицательный красавец, хозяин жизни, пират в далеких морях, предпочитающий тотальный хаос скучному порядку. Но дверь отворил невысокий лысоватый и рябоватый человек. Большой головой и тонкими ногами он неуловимо напоминал кузнечика, однако в бархатном пиджачке и с печальным взором. Мне показалось, что я ошибся.
— Это вы звонили? — спросил Кузнечик.
— Да. Это я.
— Проходите, пожалуйста.
Я вошел в прихожую. Мне совершенно не хотелось его убивать. Наоборот, мне хотелось что-то для него сделать, например сварить кофе или поджарить картошку. Я просто не представлял себе, как буду выходить из создавшегося положения.
— Я должен перед вами извиниться, — проговорил Кузнечик, — меня срочно вызвали на прослушивание. Я должен бежать. Так что если можно — давайте на ходу и покороче.
Он смотрел мне в лицо мягко и одновременно твердо.
— Я должен вас убить, — сказал я мягко и в то же время твердо, глядя на него осмысленно и с симпатией. Чтобы он не принял меня за сумасшедшего.
Он задумался ненадолго, глядя в пол. Потом пошел в одну из комнат и тут же вернулся с зажигалкой в замшевом чехольчике. Положил ее в карман своего плаща. Он молчал, и это ставило меня в затруднительное положение.
— Почему вы молчите? — спросил я.
— А что я должен сказать? «Пожалуйста» или «Ой, не надо»… Что вы от меня ждете?
— Я не знаю. Мне очень неудобно, — сознался я.
Он поставил ногу на маленькую табуреточку и стал затягивать шнурки на ботинках, а я стоял рядом и смотрел, как он это делает: он выстроил сначала петлю на одном шнурке, потом на другом, а потом переплел эти петли в бантик.
— Как вы странно завязываете, — удивился я.
— В детстве так научили.
Я читал, что из летающих тарелок выходят инопланетные жители, их называют гуманоиды. Они похожи на людей и бывают трех видов: низкие, средние и трехметровые. Может быть, это — гуманоид? Он вышел из тарелки и остался. И скучает по своей планете. Иначе чем объяснить его печальный взор?
— Лично я против вас ничего не имею, — сказал я. — Может, вы сами…
— Что? — Он выпрямился.
— Убьете себя, — прямо сказал я.
— Но мне не хочется, — прямо сказал он.
— Ради Киры…
— Я так и понял: откуда ветер дует.
— Она плачет, — грустно сказал я.
— Она всегда будет плакать. Это характер.
— Может быть. Но одно дело — плакать в свои ладошки, а другое — в мужское плечо.
— Я не могу подставлять плечо. Если я встану на эту стезю, у меня не будет другого занятия, как только подставлять плечо. Я — занятый человек. Я так устал… — вдруг пожаловался он.
— Но она страдает.
— Потому что ей больше нечем заняться. Она бездельница.
— Да. Она бездельница. Но она — ваша бездельница.
Зазвонил телефон.
— Снимите трубку, — попросил Кузнечик и пошел к себе в кабинет.
— Я слушаю, — отозвался я.
— Кто это? — спросил голос Киры.
— Это я.
— Я тебе через десять минут перезвоню. — Кира бросила трубку.
Я тоже положил трубку. Телефон в ту же секунду зазвонил.
— Я слушаю.
— Это опять ты? Да что это такое, я звоню совсем в другое место, а набираю твой номер.
— Ты правильно набираешь, — сказал я. — Я у него.
— Дурак, — определила Кира. — И шутки твои дурацкие…
Она бросила трубку. Я дождался, пока она снова зазвонила, и сказал:
— Я слушаю…
Кира довольно долго молчала, потом спросила:
— Что ты там делаешь?
— Но мы же договорились…
— О чем мы договорились?
— Что ты приедешь ко мне в Сибирь.
— В какую Сибирь?
— Ты что, забыла?
— О чем?
Хорош бы я был…
Я бросил трубку и побежал по квартире разыскивать Кузнечика. Он стоял у себя в кабинете, торопливо перебирал какие-то бумаги.
— Мне не надо вас убивать! — сообщил я.
— Я очень рад за вас, — поздравил меня Кузнечик, не отрываясь от бумаг.
Зазвонил телефон.
— Меня нет! — крикнул Кузнечик.
Я снял трубку и снова услышал Киру.
— Его нет дома, — сказал я ей. — И перестань звонить каждую минуту.