— Что случилось? — спросила Зося.

— Ничего.

На другой день он снова пришел в Вильно точно в такое же время. Он слушал… Это был не Шопен, а какая-то другая, очень красивая мелодия… Он уже не боялся. С тех пор всякий раз, навещая старого сапожника, на обратном пути он проходил через Погулянку и на темной лестнице слушал невидимого музыканта.

— Он так хорошо играет, — часто рассказывал он Зосе, вздыхая. — Я так люблю музыку…

— Больше, чем меня?

Он целовал ее.

— Нет.

На следующее утро Зося куда-то исчезла и вернулась только к вечеру с сияющим лицом.

— У меня подарок для тебя.

— Какой?

— Тебе понравится.

Она засмеялась.

— Закрой глаза.

Он повиновался. Вначале он услышал скрип и ужасный треск, а потом хриплый, вульгарный голос завыл:

Czy pani Maria

Jest grzechu warta…[51]

Треск непрерывно сменялся скрипом и воем.

— Музыка! — с гордостью сказала Зося. — Для тебя!

Он раскрыл глаза. Она улыбалась, радуясь тому, что доставила ему удовольствие.

— Янкель нашел ее у одного еврея в лесу…

Янеку хотелось наброситься на фонограф и разбить пластинку… Но он сдержался. Не хотел огорчать Зосю. Он молча терпел.

— Красиво, правда?

Она снова завела фонограф.

Czy pani Maria…

Он осторожно остановил аппарат. Потом взял револьвер и засунул его под гимнастерку. Он сказал:

— Идем.

Она встала. Ни о чем не спрашивая, она пошла за ним. Они вышли из землянки. На лес опустились сумерки, воздух был неподвижным и ледяным, снег хрустел под ногами. Они не разговаривали. Только один раз она спросила:

— Мы идем в Вильно?

— Да.

Они добрались до города ночью. Улицы были пустынны. Янек пересек двор, поднялся по лестнице… Зося шла за ним. Она держала его за руку, крепко сжимая ее…

— Слушай.

Из-за двери слышались звуки рояля. Янек вынул из кармана револьвер. Зося сказала только:

— Это опасно.

Он постучал в дверь. Музыка умолкла. Зашаркали старые туфли, в замке повернулся ключ, и дверь отворилась. Человек держал в руке лампу с желтым абажуром. Янек одну секунду смотрел на рисовые поля, пагоды и черных птиц… Затем перевел ненавидящий взгляд на лицо человека. Пожилой седеющий мужчина. У него был длинный, красный нос с прицепленными к нему никелевыми очками, грозившими вот-вот упасть. Он смотрел на Янека поверх очков, слегка склонив голову набок. На нем был старый выцветший халат зеленого цвета, на шее — толстое кашне. Похоже, он был простужен. Он говорил по-польски с сильным акцентом:

— Что вы…

Его взгляд остановился на револьвере. Он поднял руку и поправил очки на носу. Ни испуга, ни удивления. Он широко раскрыл дверь и сказал:

— Входите.

Зося закрыла за собой дверь. Старик чихнул и шумно высморкался. Вздохнул и сказал:

— Бедные дети!

Янек крепко сжимал револьвер в руке. Он не боялся. Он знал, что старик его не разжалобит. Он вспоминал панну Ядвигу… Его не разжалобить.

— Деньги у меня в куртке. Ты пришел вовремя, сынок. Я только что получил свое капитанское жалованье. — Он засмеялся. — Оно твое.

Янек посмотрел на пагоды, рисовые поля и птиц на желтом абажуре… У него сжалось сердце.

— Я никому не скажу, — дружески произнес старик. — Я не хочу, чтобы тебя расстреляли, сынок. Они и так многих расстреливают.

Он вынул бумажник из кармана куртки и протянул его. Янек не взял. Человек остолбенел.

— Может, ты голоден? На кухне есть…

— Я не голоден.

Человек побледнел, как полотно. Он сказал хрипловатым голосом:

— Понимаю. Ты жил здесь раньше? Понимаю. Но я тут ни при чем. Мне дали эту квартиру, я ничего не требовал. Конечно, я доволен, из-за рояля. Но я не выгонял отсюда твоих родителей, сынок.

Лампа дрожала у него в руке. Пагоды, птицы и рисовые поля блуждали по стенам огромными тенями.

— Может быть, их убили? Я не знал. Я бы не взял эту квартиру…

— Играйте! — приказал Янек.

Человек не понял.

— Идите к роялю и играйте!

Человек поставил лампу на рояль и сел. Руки у него дрожали.

— Что же мне сыграть? У меня здесь есть Шуберт…

— Играйте.

Человек заиграл. Но его руки слишком сильно дрожали.

— Играйте лучше! — закричал Янек.

— Опусти револьвер, сынок. Не очень-то приятно чувствовать его у себя за спиной.

Он принялся играть. Он играл хорошо. «Да, — с грустью подумал Янек, — он умеет играть». Он взял Зосю за руку.

— Слушай. Вот это музыка.

Зося прижалась к нему.

— Теперь Шопена, — сказал Янек.

…Когда он вернулся на землю, то увидел, что человек стоит возле рояля и смотрит на него.

— Я мог бы разоружить тебя, сынок. Ты забылся.

Янек нахмурил брови.

— Уходи, — сказал он Зосе.

— А ты?

— Я останусь здесь, чтобы он не позвал…

— Я никого не позову, — сказал человек.

— Иди. Не бойся. Встретимся в лесу.

Она повиновалась.

— Хочешь, чтобы я тебе еще поиграл? — спросил немец.

— Да.

Старик сыграл Моцарта. Он играл около часа, по памяти. Закончив, спросил:

— Ты очень любишь музыку?

— Да.

— Ты можешь приходить сюда часто. Тебе нечего бояться. Я буду счастлив играть для тебя, сынок. Хочешь поужинать со мной?

— Нет.

— Как хочешь. Меня зовут Шредер, Аугустус Шредер. В мирное время я делал музыкальные игрушки. — Он вздохнул. — Я очень люблю свои музыкальные игрушки. Больше, чем людей. А еще я очень люблю детей. Я не люблю войну. Но мой сын, которому столько же лет, сколько тебе, очень любит войну… — Он пожал плечами. — Мне нужно было уехать или потерять своего ребенка. Но я служу интендантом, и у меня даже нет винтовки. Мы могли бы подружиться, сынок.

— Нет, — сказал Янек. Он запнулся. — Но я еще вернусь.

— Я с радостью поиграю для тебя.

Янек ушел. Зося ждала его в землянке.