даже замещал секретаря Маршалла, когда тот взял отгул по болезни — как потом выяснилось, он пытался изготовить алкоголь в домашних условиях и попытка окончилась плачевно. Такого рода назначения мне подбрасывает полуавтономная система, управляющая кадрами колонии. Но когда я получаю прямой вызов от командования, меня вряд ли попросят таскать коробки. Придется выполнять свою настоящую работу.

А в чем она заключается, мне четко объяснили в первый же день моего пребывания на станции «Гиммель». Утром первого дневного цикла мне удалось отыскать туалет и, после нескольких позорных и неудачных подходов, даже сообразить, как помочиться в условиях невесомости. Потом я нашел каюту, где раздавали пищевые пайки. Я даже выбрал себе гамак среди сорока прочих, подвешенных в просторном помещении, похожем на конференц-зал. Запах там стоял странный, но и к нему я начал понемногу привыкать. Как мне казалось, я вполне неплохо обустроился в новой жизни.

Я дремал, пристегнувшись к гамаку, и наконец-то почти смог представить, что парю в невесомости, а не бесконечно падаю вниз, когда меня ткнули под ребра чем-то твердым и острым. Я машинально отбил атаку, нечаянно отправив гамак в стремительное вращение вокруг горизонтальной оси. Распахнув глаза, я попеременно увидел пол, стену и потолок, и только потом появилась женщина, ткнувшая меня в бок: высокая, бритая налысо и темнокожая, в бесформенном сером комбинезоне — униформе постоянных работников станции. Она присела, широко расставив ноги, поймала гамак и остановила мое вращение.

— Ты Барнс, верно?

Я моргнул, фокусируя на ней взгляд.

— Возможно. А кому я понадобился?

Она ухмыльнулась:

— Я Джемма. Подъем. Пора приступать к работе.

* * *

Почти все время моего пребывания на станции «Гиммель» Джемма мне нравилась. Она была отличным учителем. Добрая, смешная и до странности заботливая. Когда у нас были утренние занятия, она приносила горячий чай. Когда я чего-то не понимал, она останавливалась, возвращалась назад и терпеливо объясняла снова и снова, пока до меня не доходило. Если во время обучения ей в голову и закрадывалась мысль о том, что я тупой, она не выдала этого ни словом, ни взглядом.

В тот первый день мы начали с изучения схем инженерных сетей «Драккара». Мне поведали, где и как хранятся запасы антиматерии и реагентов, каким образом их соединяют вместе для реакции и что произойдет (на этом Джемма сделала особенный упор) в результате случайной разгерметизации склада.

— Аварию в блоке хранения антиматерии можно даже не рассматривать, — сказала Джемма. — Эта проблема разрешится сама собой.

Мы сидели друг напротив друга за складным столом в какой-то заброшенной кладовке. Джемма с улыбкой ожидала моей реакции. Когда спустя пять секунд она так ничего и не дождалась, вид у нее сделался расстроенный.

— Ты разве не хочешь спросить, каким образом?

Я закатил глаза.

— Мы все умрем?

— Да, — подтвердила она. — Но я собиралась сказать смешнее.

Я вздохнул.

— Зачем мне все это знать? У нас целая команда инженеров. И даже если все они погибнут, вряд ли нам помогут скудные знания, которые тебе удастся впихнуть мне в голову за две недели. Я люблю историю. Могу рассказать, кто такой Вернер фон Браун[3], но на этом мои познания в области двигателестроения заканчиваются. В школе я с трудом сдал физику высоких энергий, и было это очень давно.

— Я не собираюсь делать из тебя инженера, — возразила Джемма. — На «Драккаре» специалистов по ракетным двигателям будет в избытке. Они, конечно, объяснят тебе, как действовать, если возникнет такая необходимость, но в случае экстренной ситуации время наверняка станет поджимать, и ты сможешь реагировать значительно быстрее, если разберешься хотя бы в основах.

— Но если что-то пойдет не так, моя помощь обязательно потребуется, потому что…

Ее улыбку как рукой стерло.

— Потому что через час после отключения реактора поток нейтронов в камере сгорания все еще настолько высок, что гарантирует смертельную дозу облучения менее чем за шестьдесят секунд, даже через защитный бронескафандр. Впрочем, если произойдет авария, поверь мне, на тебе никакого скафандра не будет. Потому что стоит он чертовски дорого.

— Понятно, — сказал я. — Я и не предполагал, что они сами полезут внутрь двигателя, кто же так делает. Но мне казалось, что для этого используют дроны.

Она отрицательно помотала головой.

— Дронам направленный поток высокоэнергичных частиц вредит так же, как и тебе. Ты удивишься, но на самом деле человеческое тело способно выдерживать бомбардировку тяжелыми частицами намного дольше любого механизма. С чисто практической точки зрения после шестидесяти секунд нахождения в камере ты ходячий труп, но до твоего тела это дойдет только через час, и все это время ты сможешь выполнять полезную работу Дрон в таких условиях выйдет из строя меньше чем за минуту, а как только мы улетим от промышленной базы Мидгарда, восстановить сломанный дрон будет намного сложнее, чем тебя. Твой официальный статус — расходник миссии, Микки. Моя задача — в следующие двенадцать дней донести до тебя, что это означает на самом деле.

Кажется, с той минуты она стала нравиться мне немного меньше.

* * *

Говорили мы с Джеммой не только об инженерных схемах и радиационном отравлении. Когда становилось понятно, что на сегодня голова у меня переполнена техническими данными и больше в нее не влезет ни крупицы информации, мы переключались на философию, и такие разговоры были мне больше по душе.

Оказывается, люди долгое время издалека пытались приблизиться к тому, что стало центральным вопросом моей жизни. В первый день, когда мы закончили обсуждать множество способов, которыми я мог бы погрузиться в небытие, Джемма рассказала мне о корабле Тесея.

— Представь, — сказала она, — что однажды Тесей отправился в кругосветное плавание.

— Ладно, — сказал я. — Допустим, я это знаю, но для порядка спрошу: кто такой Тесей?

— Герой с Земли из очень давних времен, — ответила Джемма. — Мифы о нем считались древними еще за три тысячи лет до создания Диаспоры.

— Ага. И он поплыл вокруг света?

— Да, — продолжила Джемма. — Он отправляется вокруг света на деревянном корабле. Пока длится плавание, части корабля изнашиваются, и ему приходится постепенно их заменять. Годы спустя, когда он наконец возвращается домой, каждая дощечка в первоначальном корабле заменена новой. Вопрос. Тот ли это еще корабль, на котором Тесей отплыл в путешествие, или уже другой?

— Дурацкий вопрос, — заметил я. — Конечно, тот же!

— Хорошо, — кивнула она. — А что, если его корабль разбился в шторм и пришлось полностью строить его заново, чтобы продолжить путешествие? Это тот же самый корабль?

— Нет, — ответил я. — Это совсем другое. Если пришлось перестроить корабль целиком, то это «Корабль Тесея — 2»,