что я едва не лишилась остаточного пигмента волос. Найдут, кого туда поселить, если будет надобность.

— Что за видения? Расскажи.

— Разве к тебе никогда не являлись те, кто был тебе дорог, но кого ты утратила? Живя после ухода бабушки в полном одиночестве, я перестала отличать реальные события от сновидений. Вот когда она была ещё жива, в самые первые наши дни, приехали мы с нею в столицу на празднества Матери Воды к её знакомой. Пошла я гулять с сыном этой женщины, и вдруг… — я умолкла, не в силах справиться с охватившим меня волнением.

— Давай уж, раз начала, — ласково и снисходительно поторопила меня Ифиса.

— Было темно. Фонари в том Саду Свиданий были или от ветхости, или умышленно, чтобы народ туда не лез, отключены. Я вдруг столкнулась с одним человеком…

— Да с кем?

— Даже не знаю теперь, не есть ли и это воспоминание моим сном? Понимаешь, он был так неприязнен ко мне, так груб. Будь это в реальности, он так бы не смог… К тому же он был с какой-то девушкой. Она прижималась к нему, а я… Я растерялась и не могла одно слово с другим связать. А может, он не узнал меня, и я стала блёклой и непривлекательной.

— Да точно был сон! — утешила меня Ифиса. — Нет там и близко никаких девушек. Иначе, я бы знала.

— С ним вместе Чапос гулял

— Чапос рядом с ним? Вот уж подлинный кошмар!

— Я уже через неделю опять туда пошла, не знаю и зачем. Это уж точно сном не было. А там всю набережную перекопали, деревья старые вырубали, пролезть было невозможно. Я вот думаю, узнать бы, когда начали реконструкцию Сада Свиданий. До праздника Матери Воды или после?

— Тебе оно надо? Для того и начали там наводить порядок, чтобы потом сделать вход в этот парк платным. Чтобы и из досуга бедных людей деньги выжимать. Да забудь ты о своих снах! А встретила-то кого?

— На то и сон, чтобы быть абсурдом, — мне уже не хотелось продолжения этой темы. К тому же меня угнетало, что Ифиса не опровергла моих сомнений по поводу моего внешнего вида. Выходит, она согласилась с тем, что я поблёкла и лишилась привлекательности.

— Из-за кошмаров отказываться от имущества? Да ещё такого! Я тоже часто встречаю в снах свою мамушку. И что? Я только этому рада. Это знак живой связи с теми, кто ушёл в Надмирные селения. Чего бояться? И как это можно бросать усадьбу, оставшись нищенкой? Да я бы с любой шайкой схватилась намертво ради своего добра! Они, может, умышленно тебя пугали. Выживали. Я знаю подобный случай. К одной повадился призрак бродить, так она взяла и расшибла ему голову медной посудиной, положив её заранее под подушку. Он так побежал, так хлопнул дверью, что часть штукатурки от стены отвалилась. Вот тебе и призрак! Впредь не сунулся. Мне моя бабушка говорила, что с настоящими призраками надо обязательно вступать в схватку, — через преодоление собственного страха и немощи. Обязательно тогда победишь. Сила человеческого духа одолеет любую нежить. Страху никогда нельзя отдаваться на съедение. А с живой-то нечистью и подавно можно справиться!

— Забудь ты об этом, как забыла я. Нет у меня ничего.

— У меня тоже ничего нет. Никто и никогда не дарил мне поместий и домов. А ничего — я не пропала. Ты на редкость хороша собою, и я надеюсь, что ты ещё устроишься в столице или за её пределами. Я постараюсь тебе помочь. Ты всегда вызывала у меня материнские чувства. Что поделаешь, коли жизнь их не востребовала. Буду заботиться о тебе.

Встреча с нею в такой безнадёжный и отчаянный момент показалась мне добрым знаком. Хотя потом я поняла, хитрая Ифиса прекрасно помнила о моих прежних талантах. И уже имела в голове план пристроиться при мне, если мне удастся за что-то зацепиться в столице. Но это вовсе не отменяло её искреннего и заботливого расположения ко мне лично. Она была человек — симбионт. Всегда пристраивалась к тем, кому и сама помогала. Она рассказала мне, что Рудольфа после гибели Гелии в столице не видел никто. Где он сейчас? Там же, в той структуре в лесном городке. Но теперь это и не городок, а настоящий город в лесах. Там идёт бурное строительство, развитие научных центров, да и мало ли чего. Нас туда не пустят, так и что об этом говорить. Все они — Гелия, Рудольф, в прошлом. Но мне не хотелось верить, что Рудольф — прошлое. Я втайне мечтала о встрече с ним, понимая её невозможность. И тем ни менее, каждое утро, не размыкая ещё глаз, когда интуиция властвует над беспощадным дневным рассудком, я ощущала приближение перемен, я чувствовала его рядом с собой до такой степени, что боялась протянуть руку и коснуться его реальной кожи, горячих напряжённых мускулов, и сама напрягалась в ожидании ласк… Вполне понятно, что ничего не происходило, сны таяли, а жажда любви оставалась.

— Не думай о нём, — сказала мне Ифиса, будто прочитала мои, стыдные и мне самой, мечтания. — Он тоже изменился за это время. И вряд ли о тебе помнит, — проронила она не без тайного удовлетворения. Но тут я на неё не обиделась. Она же была мне соперницей в этом смысле.

— Он постарел?

— Да ничуть, — ответила она, будто вчера его и видела. — Чего ему стареть? Разве он рудокоп? Разве он труженик, работающий на грязных и шумных заводах?

— А говоришь, изменился. В чём же изменился?

— Как и положено по закону времени. Кто-то восходит, кто-то сползает в упадок.

— А он?

— Наверное, поумнел. Без Гелии он стал выглядеть суровее. Настолько недоступным стал, что и рядом не пройдёшь с таким, чтобы тебя не окатило чувство собственной неполноценности. Одним словом, человек, сошедший с небес.

— Откуда знаешь про небеса?

— Так, — она сделала непроницаемое лицо. — Фигура речи всего. А у меня, Нэя, есть один старый знакомец. Так вот он сумел проникнуть на службу в тот город за стеной. Теперь у меня там есть тайный соглядатай. Он часто даёт мне нужные сведения. Если у меня, конечно, любопытство к ним имеется. Хочешь, узнаю, есть у него там личная привязанность или нет?

— Нет! Не надо мне таких сведений. Зачем же ты сразу сказала, что он пропал? Никуда, выходит, не пропал…

— Для нас с тобою всё равно, что пропал. Как и Гелия бедняжка… — она зафыркала носом, не давая слезам пролиться. Она