от пламени свеч на алтаре, и начинается молитва…

Три человека. На похороны этой прекрасной, добрейшей женщины пришло всего лишь три человека. Русецкий, после рассказа Манфьолетти, принял решение уволить Светлану. Поэтому, она не решилась соваться на похороны, хотя и хотела. Ей было искренне жаль.

Соколова выпала из реальности. Устремила взгляд на тлеющий фитиль восковой свечи в руках и забылась. Опомнилась только спустя пару десятков минут и треть свечи.

— Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй, — высокий женский голос ударяет в голову и режет уши, хотя и звучал поистине прекрасно. Жаль, главная героиня не в состоянии оценить его сполна.

— Еще молимся о успокоении души усопшия рабы Божья, Яны, и о еже проститися ей… — услышав мужской голос опять выпала в свой мир.

«Да этому священнику все равно же… Получит свои двадцать кусков и забудет. Он видел таких — тысячи»

Капля воска медленно стекает по свече, замерев.

Русецкий принялся креститься. Она же креститься не будет — атеистка. Все происходящее было отвратительным. Вокруг гроба ходит поп, раскачивая кадилом с благовониями, от которых можно задохнуться, а тебе хочется упасть от бессилия на пол. За эти сорок минут в мыслях раз десять промелькнуло: «сожгите мои останки после смерти, молю».

— Теперь, по желанию, подходим к покойному и прощаемся. Целуем ленточку на лбу и крестик в руках. Свечи ставим в подсвечники, — священник указывает рукой на алтарь.

Первой идет Соколова. Наклоняется к лицу матери, придерживая очки, чтобы те не упали. Глотая ком в горле, целует ленту, затем крест. Застывает над женщиной на пару секунд. Хочется залезть в гроб, прижаться к Яне и попросить Манфьолетти, чтобы тот закопал их вместе.

Вторым подходит Русецкий. Смотрит на безжизненное тело и опущенные веки, вероятно, в надежде, что они поднимутся. Прикладывает пальцы к своей переносице и отходит. Не может. Просто не может.

— Прощаемся на кладбище, затем опускаем гроб в яму, каждый трижды кидает горсть на крышку гроба и закапываем. Еще, заберете эту лампадку. Поджигаем на могиле, — вкладывает ее в руки Соколовой. — Приходите на могилу — поджигаете. Уходите — тушите и забираете с собой. Всем добра и сил, — развернувшись, ушел. Просто взял и так легко ушел.

Ноги уже не держали, а лампадку она отдала отчиму, опасаясь ее разбить.

Вышли из храма, сели в катафалк. Через несколько минут оказались на кладбище. Могильщики выгрузили гроб на несколько табуретов подле уже установленного памятника и отдалились. Дарья не захотела больше трепать себе нервы и пожелала тоже остаться стоять в сторонке, но вот Дмитрия было не оторвать от покойной.

На вопрос «все ли попрощались?» Русецкий кивнул.

С грохотом захлопнули крышку и опустили гроб в яму. Соколова кинула три горстки земли, будто совершенно не замечая важный песок под ногтями. Затем Русецкий, и только потом — Алессандро.

Копачи приступили активно сбрасывать лопатами землю в яму. Минут через десять они уже уехали. Лампадку поставили на холм, образованный землей, рядом оставили цветы. Вызванное такси уже подъехало. Русецкий направился в Пулково, но вот Даша решила еще побыть в Питере. Да и Алессандро против не был — Санкт-Петербург явно красивее Москвы.

Добравшись до старой квартиры, у Соколовой хватает сил лишь на то, чтобы принять душ и упасть на кровать, забывшись сном. По-крайней мере, сама девушка так думала. Однако когда та действительно оказалась в постели, сонливость напрочь куда-то улетучилась, а к ней на смену пришла тревога. Дарья, пожалев, что, даже все еще имея на руках рецепт от психиатра, не купила транквилизаторы, сверлила потолок глазами до рассвета.

За эту бессонную ночь Соколовой пришла довольно бредовая, на ее взгляд, мысль, что ей холодно и непривычно спать одной.

***

15 сентября.

— Я нашел его! — воскликнул Алессандро, поднимая голову от монитора ноутбука. Сейчас они сидели все в той же хрущевке, в спальне: Манфьолетти — на диване, Соколова — на своей кровати.

— Кого? — она удивленно вскидывает брови.

— Соколов Валерий Владиславович. Родился 6 июля, 1981 года. Настоящее место жительства: город Краснодар, микрорайон Черемушки, улица…

Девушка содрогнулась, будто ее ударило током. И явно не из-за положительных мыслей.

— Стойте. Он переехал в Краснодар?

— Видимо, да, — Алессандро задумался. — Не желаешь скататься на юг?

— Я не знаю.

— Он последний твой кровный родственник, — Алессандро медленно закрыл крышку новенького макбука, всматриваясь в лицо Дарьи. — Да жалеть же будешь, если хотя бы не увидишь, — продолжал капать на мозги, пытаясь вызвать в ней чувство вины и пробудить уснувшую совесть.

— Вы просто хотите съездить в Краснодар, вот и все, — бросила девушка и снова устремила свой взгляд в телефон.

— Ой, да зачем я вообще тебя спрашивал… Сказал: «поедем», значит поедем, — вновь открыл компьютер. — Сейчас билеты найду.

***

16 сентября.

Билеты нашлись лишь на ночь (или уже утро?) с шестнадцатого на семнадцатое число. К трем они уже должны быть в Пулково, а в половину четвертого перелет. Сейчас только шесть, но спать хочется нещадно.

Алессандро посчитал гениальным решением в данной ситуации сварить кофе. Есть одно «но» — он так и не научился его варить.

— Я очень извиняюсь, но, позвольте мне? — Соколова, болезненно морщась от сего зрелища, забирает турку из его рук. Напиток вновь с шипением убежал на плиту, пока Алессандро снова отвлекся на треклятого Булгакова.

— Да ради Бога, — тот радостно выдыхает и отправляется с книгой на стул.

Наступает молчание. Слышно, как мужчина переворачивает страницу, а Дарья выключает плиту и переливает кофе в чашки.

— Я не знаю, что скажу ему, — аккуратно ставит кружку перед Алессандро, после чего берет свою и усаживается на стул напротив.

— Я уверен, он тоже не знает, что тебе сказать. — Тяжелый вздох на этот раз слетает с губ девушки. Перелет за перелетом, каждый день в новом городе… Ей бы чрезвычайно сильно хотелось сбавить этот бешеный темп, но, к сожалению, это не возможно. Не в этой ситуации. Не сейчас.

— У него… есть жена? Или дети? — сделала глоток. Слишком горько.

«Сколько зерен он сюда насыпал? Половину пачки?»

— Без понятия, этой информации не было. Поедем и узнаем. — Дарья горько хмыкнула. В такой же степени горько, каковым являлся кофе, что она в эту секунду пила.

***

Краснодар, 17 сентября.

Выходят из аэропорта. На часах уже пятнадцать минут восьмого, значит, троллейбусы должны ходить. Алессандро настаивал на том, чтобы не снимать номер в отеле, а сразу после визита к отцу вернуться в Италию. Хотя бы в этом Соколова была полностью с ним согласна.

Подходят к остановке. Манфьолетти пытался уговорить девушку на