Канта поэтому — бессмыслица. Личность всегда индивидуальна. Естественным завершением, венцом этой персоналистской концепции человека является теистическое понятие Бога, которого Шелер в первый период своего творчества толковал совершенно в христианском духе.

Не следует упускать из виду, что столь резкое отрицание всех и всяческих субстанциализаций духа грозит полным растворением духовной структуры в иррациональном потоке становления.

Для Шелера личность не является чем-то готовым, законченным, она всегда — действующее начало, не подчиняющееся причинным закономерностям; напротив, свобода — суть бытия личности. Личность не «есть», она «становится». Однако это становление все же не является абсолютным. Оно сохраняет связь с царством общезначимых ценностей. Именно ссылка на эти всеобщие нормы оберегает Шелера от крайнего иррационализма. Человек, по его мнению, принципиально подчинен этому царству ценностей, и он лишь постольку действительно является человеком, поскольку воплощает ценности. Эти ценности схватываются в ходе феноменологического усмотрения сущностей. Являясь в этом отношении учеником Гуссерля, Шелер все же не повторяет его трансценденталистский путь. Напротив, он полагает, что эти феноменологически усматриваемые сущности значимы совершенно независимо от человеческого сознания, равно как и вообще ни от какой историчной и субъективной реальности.

Схватывать эти сущности, выделять и извлекать их из заданной действительности — такова исключительная способность человеческого духа, в первую очередь отличающая человека от животных. То, что ставит человека выше животного, — это не интеллект (Шелер признает за высшими животными известные интеллектуальные способности), а именно такое подлинно предметное сознание, которое выражается в усмотрении сущностей. Человек «мирооткрыт», он «обладает миром», то есть он может объективно противопоставить себя своей окружающей среде, он может сотворить из нее предметный мир, чего не может животное, потому что оно неразрывно связано со своей окружающей средой, в своих аффектах подчинено ей и не может внутренне выделить себя из нее.

Таким образом, на персонализм Шелера еще оказывает сильное влияние традиция философии сущностей, что проявляется в связывании человека с царством абсолютно значимых сущностей и ценностей. Однако это связывание у него имеет особый характер. Он гораздо больше подчеркивает эмоциональную сторону связи человека со всеобщими сущностями. Согласно его учению, основной ошибкой всей предшествующей философии было то, что она слишком отождествляла общезначимое с рациональным. Этому представлению он противопоставляет свое учение о «порядке, установленном сердцем». Этот порядок, установленный сердцем, характеризует столь же строгая и универсальная значимость, сколь и рациональные структуры — существует особая «логика сердца», которая имеет свои собственные законы.

Совершенно очевидно, что у Шелера то и дело выходят на передний план иррациональные мотивы. Поэтому нельзя не признать, что уже в первый период его философской деятельности в зачаточном виде сформировались элементы, которые определили дальнейшее развитие его учения. Пожалуй, идеи общезначимых сущностей и ценностей еще удерживают его от крайности иррационализма. Вполне естественно, что развитию иррационализма впоследствии предшествовало прежде всего постепенное ослабление влияния этой общезначимости в концепции Шелера. Он и на втором этапе не отвергает абсолютности и вечности этих принципов, но настолько отделяет их от всякой реальности и историчности, что они все более и более утрачивают свою значимость. Вместе с тем, появляется новая концепция о принципиальном бессилии духа. Сила, которая движет вперед развитие человека и всего мира в целом, по природе своей не духовна, а происходит из низших, витальных слоев природы. Низшее — вот истинная сила. Чем выше, чем ближе к духовному, тем более эта сила утрачивается. Чисто духовное существо было бы абсолютно бессильным.

Правда, Шелер не заходит настолько далеко, чтобы полностью растворять дух в витально-иррациональном. Скорее всего, он полагает, что в человеке, как и во всем мире в целом, наличествуют два начала, в принципе не сводимых друг к другу. Перед духом стоит задача — основываясь на его способности усматривать сущности, руководить инстинктом и оформлять его надлежащим образом. Но подлинно творческая сила все-таки порождается инстинктом. Человек становится ареной космического конфликта между рациональным и иррациональным, полем столкновения духа и порыва.

В картине человека, созданной Шелером, уже нашли ясное выражение два основных направления персоналистской антропологии. Первое — направление, которое еще связывает человеческую личность со всеобщими объективными сущностями, разумеется, не отдавая им приоритета перед живой персональностыо и, тем самым, не отождествляя себя с эссенциализмом. Второе направление предполагает вначале растворение этих объективных форм в плюрализме отдельных индивидов, а затем движение еще дальше, к иррационализму.

Именно этот конфликт между объективным духовным строем и динамикой иррационального процесса очень хорошо виден у Шелера. Личность вовлечена в этот конфликт. Вначале — подчинение всеобщим нормам, затем — утрата ими общезначимости и отход их на задний план, при выдвижении на передний план историчной реальности, затем — распад субстанциональности личности и, в конечном счете, определенность личности витально-иррационалистическими силами — таково вполне последовательное развитие, которое в крайности своей грозит привести к тотальному иррационализму.

Третье основное направление персоналистской антропологии, уже упоминавшееся нами, представляет собой попытку уравновесить развитие в этом направлении, конституируя формы и нормы заново.

Эти три тенденции мы теперь намерены проследить у других мыслителей персоналистского направления.

Многие персоналисты нашего времени подчеркивают связь отдельного человеческого индивида со всеобщими закономерностями в духе философии сущностей или же в духе естествознания, однако приоритет все же однозначно отводится индивиду, личности. Так, например, Уильям Стерн четко различает личностные и вещные отношения, а это представляет собой резкое отрицание односторонне-натуралистической точки зрения. Согласно его учению, личность представляет собой реальное, уникальное и самоценное единство, которое, несмотря на множественность частных функций, осуществляет единую, целенаправленную деятельность. Личность есть целостность, которую нельзя свести ко всеобщим вещным закономерностям. В противоположность этому, вещь есть простая сумма многих частей, не имеющих действительной внутренней связи; это агрегат, чисто механическое соединение частей, никоим образом не несущее в себе целенаправленности и целостности.

Такое противопоставление типично для многих персоналистских концепций в современной антропологии, типично для тех, кто отвергает натурализм. Однако сам Стерн делает это различие относительным, сводя его не к двум различным способам бытия, а всего лишь к двум способам рассмотрения одной и той же реальности. Если мы рассматриваем нечто, глядя «снизу», выделяя в первую очередь части, — оно выступает как вещь, если же мы смотрим на него «сверху», как на целое, — то это личность. Таким образом, мир — «глядя сверху» — сплошь представляет собой иерархию «личностей». Понятие личности здесь расширяется и распространяется вплоть до всеобщего телеологического толкования мира.

Гораздо более в духе спиритуализма и, следовательно, уходя еще дальше от натурализма, понимает личность Эмманюэль Мунье. Самое существенное для личности — выйти за рамки природы и отвлечься от нее. Личность существенно свободна, она должна отстаивать эту свободу в