За окошком — вечная пурга…

Песня длинной оказалась, куплетов так на семьдесят. Причём Нику мотив определённо был знаком. Прямо вылитый Володя Маркин: "Проходил он даже мимо Тани, самой симпатичной во дворе…" Да, кругом плагиат! Или всё проще: новое — это хорошо забытое старое? Само собой всё так, без всяких дурных намерений, вспоминается?

Закончилась песенка, Лёха тут же к делу перешёл:

— Здорово, орлы золочённые, на! А где, чалдоны уважаемые, на, в этой деревушке обхезанной, на, водочкой нормальной можно разжиться?

— Однако, заявление! А ещё в форме! — неожиданно интеллигентно откликнулся тот, что с аккордеоном. — Обозвать Магадан, столицу Колымского края, "засранной деревушкой"? Тут наглость громадную иметь надо или статус нешуточный.

Второй бич тоже склонность к философским рассуждениям проявил:

— Это, господа проезжающие, и не проблема вовсе. Водки всегда много в шалманах. У нас их в городе целых два, один называется «Север», а другой, насквозь противоположно — «Норд». Может, вам адреса этих заведений подсказать?

— Уважаемые, с деньгами у нас — труба полная, — проинформировал Ник. — Вот осенью премию получим — за успехи, достигнутые в боевой и политической подготовке, тогда и посетим эти ресторации. А пока — нам бы чего попроще. Согреться вот надо да друга погибшего помянуть. Помогите, пожалуйста!

Пошептались о чём-то бичи.

— Сюда слушайте! — сжалился тот, что с аккордеоном. — Четыре квартала от порта идёте. Прямо вот на ту сопку с маленькой горбинкой. Там уже Нахаловка начинается, пригород такой, учёным языком выражаясь. По правую сторону третий дом, дверь у него зелёной клеёнкой ещё оббита. Стучитесь стуком условным: тук — тук-тук-тук — тук. Лишнего не говорите. Скажете кратко, сколько бутылок надо, на этом всё. Взяли — сразу ушли! Ясно? Тогда — с Богом, служивые!

— Спасибо за помощь, на, господа бичующие, на! — поблагодарил вежливо Сизый и уже к своим: — Я один схожу, места знакомые, нечего там полновесной кодлой тереться. А вы хлебушка прикупите, ещё чего. Да, стаканы помыть не забудьте! Знаю я вас!

Не отпустил его Ник одного, ведь Курчавый велел ходить по городу кучно! Поэтому Банкина вместе с Лёхой отправил, а сам за галетами в магазин заглянул.

Вернулся Ник в общагу, у коменданта стаканы стрельнул, газет старых. Стаканы помыл тщательно, газетами стол застелил, чуть заплесневевшие галеты горкой навалил, открыл три банки с тушёнкой — из выданного недельного пайка, настругал ливерной колбаски. В завершение — стаканы расставил, по центру стола литровую банку с кипятком водрузил, для запивона.

Оглядел получившееся: классный натюрморт получился, королева английская от зависти нешуточной повесится или в монахини пострижётся…

Тем временем вернулись и Лёха с Гешкой, явно собой довольные, из карманов извлекли три полулитровые бутылки с коричневой жидкостью.

— Жуткое место — эта Нахаловка. Сплошные бараки и лачуги, даже землянки имеются. Как там люди живут, не представляю, — заявил Банкин, с недоверием рассматривая содержимое одной из бутылок на свет.

— Что за бурду вы приволокли? Это пить-то можно? — поинтересовался Ник.

— Это, подельник мой верный, не бурда! — Лёха даже слегка обиделся. — Это — настоящая ханка магаданская! Самогон местный, на махорке настоянный. Та харя арестантская, что нам это пойло продала, очень уж нахваливала, божилась, гарантии, в смысле — зуб, давала. Так что — всё пучком, можно смело разливать!

Открыли первую бутылку, с трудом вытащив зубами тряпичную самодельную пробку. По комнате тут же распространился неприятный специфичный запах.

Ника даже передёрнуло всего:

— Гадость какая! Лёха, а из чего они самогонку эту гонят? И для чего на махорке настаивают?

Сизый только легкомысленно пожал плечами, разливая ханку по стаканам:

— Махорка, надо думать, для крепости. А из чего гонят — не знаю. На нас и так косо смотрели, с угрозой. После того как Гешка поинтересовался, мол: "А как этот напиток называется?"

Банкин смущённо улыбнулся:

— Да уж, после этого вопроса из хибары — видимо, под дверью подслушивал — такой типаж нарисовался, мама не горюй! Семь на восемь, восемь на семь. Харя страшная, вся в шрамах. Пальцы — в синих перстнях, на боку тесак страшенный висит. Мы тут же за ханку рассчитались, да ноги в руки. А в той халупе, за дверью, я ещё даму одну разглядел. Блеск просто дамочка, доложу я вам! Симпатичная такая, курносая, рыженькая и одета с шиком столичным! Что она в той норе делала? Интересно даже!

Ёкнуло у Ника сердце: симпатичная, рыженькая? Неужели Мэри, диверсантка американская? Да нет, не может быть! Как она умудрилась из Архангельска так быстро до Магадана добраться? Самолёт угнала? Да нет, конечно же, бред полный! Или всё же доложить Курчавому? Может, надо срочно тревогу поднять? А если обознашки? Засмеют ведь товарищи верные, и начальники, и подчинённые…

Пока Ник раздумывал, Лёха уже всем стаканы с ханкой раздал, тост произнёс:

— Ну, чувырлы братские! Помянем Матвея Кускова, товарища нашего, павшего в бою с супостатами. Пусть земля ему будет пухом!

Встали, выпили, не чокаясь.

Банкин так и остался стоять столбом, спрятав нос в рукаве. Ник в кашле зашёлся.

А Сизый, как ни в чём не бывало, ливерную колбасу усиленно начал поглощать.

Ник, наконец, откашлялся, глотнул кипятка из банки.

Противные были ощущения: казалось, что в желудок медленно упал здоровенный булыжник и лежит там, время от времени нетерпеливо ворочаясь.

Да и с головой наблюдался определённый непорядок: исчезли куда-то все мысли, все — до единой. Забылось напрочь о странной рыжей девушке, о тревоге, которую поднять необходимо, о капитане Курчавом…

— Фигня, братушки, прорвёмся! — жизнерадостно прочавкал Сизый. — Первая — колом, вторая — соколом! Гешка, разливай по второму разу!

Ник тихонько отворил дверь и осторожно вышел в обшарпанный коридор. Пожилая уборщица подметала пол. Обернулась, неодобрительно покачала головой.

— Тётенька, скжите, пжалуста, где у вас здесь туалет? Типа — сортир? Не дайте умреть! — заплетающимся языком взмолился Ник.

— Эк, милок, как тебя с ханки схватило! — пожалела его старушка. — Её же, заразу, обязательно жиром моржовым закусывать надо. Или — оленячьим, если моржового нет. Ох, беда с вами, приезжими. А туалет — правая последняя дверь, по коридору. Ты уж поторопись, голубь сизый! Ханка-то, она долго ждать не будет! Только прошу сердечно, не перепутай! Левая дверь — женская уборная. Тут дамы такие проживают — и побить могут. Даже до смерти!

Только минут через сорок покинул Ник туалет — до того было плохо. Прошёл по коридору к окну, прислонился лбом к холодному стеклу.

"Что ж это творится такое? — подумалось. — Сюрреализм какой-то! Тридцать восьмой год, Магадан, ханку махорочную жру. Бред какой-то. Может, действительно — всё сон? Утром проснусь, а оно всё по-прежнему. А может, по-прежнему и не надо? Не хочется совсем — по-прежнему…"