— Победа в полевом бою будет не за стрелковой цепью, а за линейной пехотой, наступающей в сомкнутом строю...

Военному министру Милютину и начальнику Главного штаба генерал-лейтенанту Обручеву приходилось быть по долгу службы «третейскими судьями» в жарких спорах о тактике пехоты. Они понимали, что скорострельная дальнобойная берданка и стальная пушка Барановского меняет очень многое в тактике пехоты. Но новаторами стать было рискованно.

Выход из ситуации для двух высших начальствующих лиц военного ведомства, наделённых полным доверием государя, нашёл командующий войсками гвардии. Он предложил следующее:

— Надо найти компромиссное решение в использовании рассыпного строя стрелковой цепи и сомкнутым строем линейной пехоты.

— А что это даст для обучения войск, ваше высочество?

— Во-первых, уладятся страсти вокруг скорострельности берданки и стальных пушек в армейском генералитете. Во-вторых, будем искать новые пути в пехотной тактике.

— Вы, ваше высочество, предлагаете создать новый устав?

— Да, именно так. Но пока только для батальонного учения. А дальше будет видно...

Предложение великого князя было принято не без опасения. К слову сказать, подобные предложения главе военного ведомства делал не он один. Едва ли не первым высказал мысль о наступающем торжестве в пехотной тактике рассыпного строя полковник Астафьев сразу после окончания Крымской войны, в 1856 году.

Так, плодом коллективных раздумий и жарких «полигонных баталий» стал устав 1875 года «Батальонное учение». В нём говорилось:

«Атака сомкнутыми частями должна быть сколь возможно подготовлена огнём цепи; поэтому перед началом атаки цепь должна быть не только выслана, но и возможно усилена; огонь её должен быть самый учащённый».

По этому уставу обучались войска, которым предстояло отправиться на Турецкую войну за Дунай и Кавказ. Позднее Николай Николаевич-Старший скажет:

— Повторился крымский урок. Мы обучали пехотного солдата устаревшему строю...

Впрочем, положение дел в турецкой армии было ещё хуже. Её тактика боевого применения пехоты отставала от эпохи берданки и скорострельной стальной пушки ещё больше.

* * *

На том совещании в Зимнем дворце разговор вёлся и о предстоящей войне на море. Всё дело было в том, что по Парижскому миру, которым завершилась Крымская (или Восточная) война, Россия лишалась права иметь на Черном море военный флот. И хотя в 1871 году эти ограничительные меры были отменены, Черноморского флота на Юге всё ещё не виделось.

Генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич по этому поводу любил высказываться так:

— Из эпохи деревянного парусного флота мы, благодаря Синопу и Севастополю, уже вышли. Но в эпоху начинающегося броненосного парового флота ещё не вошли...

— Казна на черноморские броненосцы денег не даёт. Перебросить их из Кронштадта в Севастополь по воздуху мы не можем...

Нечто, что можно было назвать военным флотом на Черном море, всё же имелось. Это были четыре винтовых деревянных (!) корвета, семь вооружённых пароходов, 14 паровых катеров, несколько военных железных шхун-брандвахт (они предназначались для проводки гражданских судов через минные заграждения), металлическая паровая яхта «Ливадия» и две броненосные плавучие батареи, прозванные по фамилии их строителя «поповнами» — «Новгород» и «Вице-адмирал Попов».

Эти плавучие батареи имели на вооружении по два мощных 280-миллиметровых орудия, но такую малую скорость плавания, что годились только для береговой обороны. Броневую защиту из всех черноморских судов имели только круглые по обводу корпуса «поповки».

Всё же морское ведомство в годы «торжества» на Черном море Парижского трактата сумело сделать немало для того, чтобы обойти его крайне унизительный для Российской империи запрет. Было создано «Русское общество пароходства и торговли» (сокращённо «Р.О.П. и Т.» или «РОПиТ»), которое обладало почти двумя десятками сравнительно небольших, но зато быстроходных пароходов. Они обслуживали порты Чёрного и Азовского морей.

В случае войны на них можно было легко поставить артиллерийское вооружение и превратить во вспомогательные крейсера. Но и эти пароходы броневой защиты на себе не несли.

Турция же имела не без британского содействия на Черном море достаточно мощный военный флот. Он состоял из 8 броненосных батарейных фрегатов, 5 броненосных батарейных корветов и 2 двухбашенных броненосных мониторов. И это, не считая Дунайской военной флотилии, вооружённых пароходов и прочих судов. Флот Оттоманской Порты нёс на своём борту 763 орудия и 15 тысяч экипажа.

Традиционно на султанском флоте служило много иностранцев. На этот раз в их среде преобладали англичане — 70 офицеров и 300 матросов-инструкторов. Англичане занимали немало высших командных должностей, в том числе командующих эскадр. Гобар(т)-паша всю войну пробыл в ранге главного султанского флотоводца. Но без всякой славы.

Султанский флот имел немало удобных мест базирования, самым восточным из которых являлся Батум с его бухтой. Броненосная же эскадра перед самой войной избрала местом своей якорной стоянки Сулинский рейд, прикрывая тем самым от русских морских сил самый удобный вход в дунайское гирло.

Николай Николаевич-Старший, получив назначение на пост главнокомандующего Действующей армией, поставил перед императором и великим князем Константином Николаевичем вопрос о создании Дунайской военной флотилии:

— Турки имеют речные броненосцы, а мне будет нечем прикрыть переправу через Дунай. Нам нужна на реке своя военная флотилия.

— Можно послать в Дунай вооружённые пароходы из Севастополя и Одессы, но турки на Сулинском рейде их не пропустят.

— Тогда надо искать выход. И как можно скорее, до официального объявления войны.

— Если нельзя по морю, то тогда что-то можно перебросить на Дунай по железной дороге.

Это необычная идея понравилась и Александру II, и генерал-адмиралу. Тем более что турки такого хода от противной стороны ожидать не могли. На Дунай было переброшено из Кронштадта и Николаева 14 паровых катеров, два десятка гребных шлюпок и значительное количество морских мин для постановки заграждений на реке. Вмести с судами и морскими минами на дунайские берега прибыли и балтийские военные моряки. Они отбирались на войну по уровню профессиональной выучки.

Отправка паровых катеров по железной дороге стала первым в военной истории примером стратегической переброски сил флота по суше с одного театра военных действий на другой. Для султана Абдул-Гамида и его британских военных советников известие о том стало неприятным сюрпризом. Ещё бы — у русских на Дунае появилась своя речная флотилия.

Правда, металлическими из дунайских катеров были только два — «Шутка» и «Мина», они способны были давать приличную скорость — до 16 узлов. Остальные, с деревянными корпусами, развивали на широком Дунае скорость по течению реки в 6 узлов, против течения не более 2-3 узлов. То есть были тихоходными. Первые два катера вооружались шестовыми минами и буксируемыми минами-«крылатками», деревянные — только шестовыми.