Впрочем, все эти подробности потом, пока нам надо до места добраться. Раскрутившийся винт легко оторвал вертолет от бетонного покрытия аэродрома, и тот сразу же, чуть накренившись набок и набирая скорость, пошел над морем, до которого было рукой подать. Острова здесь крошечные, эта база, считай, весь Бока-Чика целиком и занимает. Половину примерно, если точнее.

Сидел я у самой двери, как командиру и подобает, так что смотреть в иллюминатор было удобно. Машина, неспешно набирая высоту, полетела над длинным шоссе, идущим то по дамбе, то по мостам, на которое, как бусины, были нанизаны плотно застроенные острова – Флорида-Киз, место отдыха, а теперь, выходит, людской плацдарм в этих краях. Разумно придумано, в общем – перекрыли дамбу – и никто ненужный не прорывается, это если о психах. Ресорты все в основном зачистили, на островах почти что безопасно, хотя еще случается… всякое. Но все же безопасно, с материком не сравнить. Два аэродрома, военный и гражданский, множество причалов и укрытий для судов – и вправду идеальный плацдарм.

– Я здесь с первого дня, еще с «атомной чистки», – в наушниках послышался голос первого пилота. – Возил команды специалистов на ядерные станции сначала, а потом прикрывал высадку на дамбу.

– И как оно было?

– На самом деле ничего особого, все как на учениях. Подлетел, высадил, отошел на судно. С парома летали.

– Это понятно, откуда еще. А ты из «первой волны»?

– Точно, – ответил Марк, – в Катаре работал до этого, водил птичку на платформу и обратно, добрался до Кюрасао со всеми, кто туда пошел.

– А там много народу осталось?

– Меньше, чем здесь, но остались.

Нефтяные острова в Персидском заливе тоже не совсем обезлюдели, остались там и специалисты, и вояки, и нефть там продолжают качать и даже перерабатывать – даже остатки мира в ней все равно нуждаются.

– А в Чарлстоне уже был?

– Один раз, три дня назад. Там пока ничего еще толком, на пароме жить будем.

– Это я знаю.

На пароме… я такие паромы знаю, я именно на таком, помню, как-то прокатился раз, от финского Хельсинки до немецкого Любека, вполне было нормально – два дня вкусной еды и крепкого сна в хорошей каюте. И палуба снова под ногами после перерыва… ну, терпимо. Помню, когда мы добрались до Кюрасао и просто перебрались на берег, я сначала поверить не мог, что снова по твердой земле хожу, настолько отвык за все время жительства на яхтах. А когда переехали в небольшой белый дом с маленьким запущенным садом, так и вовсе себя в раю ощутил, пусть он испанскому дому и в подметки не годился. Хотя что нам нужно? Детям по комнате, и нам спальня – а это все было. Ну и место, где гостей принять можно, хотя для этого в этих краях двор лучше всего подходит, если под навесом. Забавно, но когда в дом въезжали, на воротах еще табличка была, гласящая, что он продается. Рэй, который лично нам заселение организовал, сказал, что это самый лучший признак – не умирал в нем никто и психи загадить не успели. Пустым стоял дом.

Въехали – и сразу прижились, хотя поначалу ощущению реальности никак возникнуть не удавалось – нормальная жизнь кругом. Нет, понятно, что никто ничего не забыл и сам остров далеко не весь еще безопасным считался, но… черт, дети в школу пошли. На третий день после приезда, в самую настоящую школу. На четвертый Янина познакомилась с еще несколькими школьными мамами, а еще через пару дней у нас были первые гости. И до этого я успел купить жене в рассрочку серебристый «Форестер», на котором она детей и возила. То есть все признаки обычной человеческой жизни появились, даже не верилось поначалу.

А когда мы ночью грузились в «Геркулес», отбывающий на Бока-Чику, снова вернулось осознание того, что за пределами наших райских островов все очень, очень плохо. И даже на самих островах до моего появления было не лучше, просто там… почистили. Недаром в прибрежных водах появилось так много акул – трупы ведь просто грузили на баржи и сваливали в море, выбирая места поглубже, а иначе весь остров пришлось бы превратить в кладбище. Или засыпать пеплом из крематория.

На пароме. А там острова прибрежные, у самого Чарлстона, будем сначала их «отжимать» у психов, тоже обзаводиться наземной базой и дальше принимать на ней людей… если люди в тех краях уцелели. Но должны уцелеть, все же мы вид удивительно живучий, всех нас не изведешь, как ни старайся. Будут люди, обязательно будут.

Пит – мужик слегка за тридцать, бывший американский пехотный сержант, полез в сумку, вытащив оттуда шуршащий фольгой сверток. Сэндвичи. Пайки у нас с собой тоже есть, понятное дело, все как положено, но домашний бутерброд лучше. Я тоже, к слову, голодный уже, поэтому долго сомневаться не стал, полез за своим «ланч-боксом» и термосом.

Питу повезло. Или не повезло, скорее, а он сам себя спас и, что особенно важно – спас свою семью. Эпидемия их просто миновала, не заразились, может быть, потому, что жили не в самом городе, а на ферме неподалеку от Куитмана, что в Джорджии, а на прививки Пит семью не пустил. Никого из них, хоть жена, с его слов, ругалась с ним насмерть. Поэтому все и уцелели, после чего Пит, из армии к тому времени уволившийся и водивший собственный восемнадцатиколесник, посадил отца, жену, сестру жены и троих детей в спальный отсек своего «Питербилда» и на нем прорвался во Флориду, слушая передачи «Радио Спасения». Откуда его с семейством перекинули на Тринидад, а после того, как Пит сказал, что хочет присоединиться к спасателям – на Кюрасао. Там мы и познакомились. Теперь он у меня вроде как заместителем.

Так, у Пита в свертке классика жанра – сэндвичи с ореховым маслом и виноградным желе, самое американское из того, что можно вообразить, даже чизбургер от этого отстает. Чизбургер, к слову, у меня… почти чизбургер, скорее сэндвич с сыром, ветчиной и майонезом. Кофе горячий еще, к слову.

Глядя на нас, потащили из сидоров еду остальные, пустым никто не летел. Может, даже с моей подачи, это я советовал запасаться, потому что обслуживания в полете не ожидается, лететь долго, а это еще и одно из немногих развлечений. Хоть жуй, хоть в окно гляди, хоть совмещай удовольствия. С вертолета еще на землю глазеть можно, а вот когда долго самолетом над морем, так и глянуть не на что. Сейчас, к слову, земля снизу потянется, уже к материку подлетаем. Воздухом – оно не землей, полчаса – и мы уже над полуостровом.

– Тёрки-Пойнт, – снова заговорил Марк. – Слева, на одиннадцать, сейчас увидишь.

– А что это?

– Атомная станция, я туда людей высаживал. Острова, к слову, пока от нее питаются.

Я всегда думал, что атомные станции – это проблема. Видел даже карты, показывавшие, что случись чего, и из-за них половина Восточного побережья Америки станет безлюдной. Пятьдесят миль вокруг каждой такой – гарантированно опасная зона. Скорее даже смертельно опасная. Что-то где-то выкипит, что-то должно гореть и расплавляться, а затем взрываться, везде устраивая Чернобыли.

Оказалось, что все не так. Автоматика это все предусматривает и в случае любых неполадок начинает станцию глушить. И вода в бассейнах с отработанными топливными элементами выкипеть не может, потому что там замкнутый цикл, бассейн всегда ниже уровня большого водоема, возле которого станцию всегда строят, в общем – фантастика. Труднее эту станцию потом запустить, чем больше пройдет времени после самозаглушения – тем труднее.