Далее. Гнилов был моложе Дона на десять лет. Представьте: крепкий и здоровый вице-президент пятидесяти лет, ничем не уступающий в интеллектуальном плане своему шестидесятилетнему, начинающему заметно дряхлеть шефу. Кое-кому это может показаться несущественным, однако… Нет, Дон, разумеется, голова! Глыба и матерый человечище — поднять такую махину из ничего! Это надо быть во всех аспектах неординарной личностью. Таких по всей России едва ли с десяток наберется. Но если Гнилов в пятьдесят лет уже вовсю пахал вице-президентом мощного образования всероссийского масштаба, то Дон… Кем он там был в свои пятьдесят? Да-да, именно! Вчерашним преподавателем истории, владельцем кирпичного заводика в пригороде Новотопчинска, на котором вкалывали день и ночь аж трое рабочих! Улавливаете разницу? Ник-Ник, возможно, сам того не желая, обогнал своего шефа на целых десять лет в стремительном беге по лестнице благополучия. А еще Дон проявил некоторую недальновидность, пустив ситуацию в сфере распределения усилий на самотек. За последние два года Ник-Ник, обладавший чудовищной жизнеспособностью и пробивной активностью, значительно расширил круг своих полномочий и даже самовольно узурпировал некоторые руководящие функции, в большей степени приличествующие самому президенту фирмы. Иными словами, аккуратно потеснил шефа. Полагаю, что, если бы дело так пошло и далее, годика эдак через два-три вполне мог возникнуть вопрос: кому целесообразнее быть президентом фирмы?

В последнее время эта проблемка, внешне вроде бы совершенно незначительная, тяжким бременем давила на Дона и отравляла ему жизнь. Отыграть назад уже не представлялось возможным: Ник-Ник занимал в фирме слишком серьезное положение…

Вот вам второй аспект восприятия Доном факта внезапной кончины своего вице. Таким образом, понеся утрату, мой патрон заполучил кучу срочной работы, от которой он успел уже отвыкнуть. Он попал в пиковую ситуацию, требовавшую напрячь мускулы в титаническом усилии и в полной мере проявить бойцовский задор. Вместе с тем как бы самопроизвольно и безболезненно разрешалась проблема с сильным соперником, который, как выражаются спортсмены, на последнем участке дистанции активно работал конечностями и жарко дышал в затылок. Колесо судьбы, управляемое рукой ПРОФСОЮЗА, внезапно повернулось, одним движением сбросив этого соперника под откос. Дон остался на лыжне один…

Поминали в головном офисе. В конференц-зале, где еще не выветрился устойчивый аромат хвойной эссенции, были роскошно сервированы столы персон этак на триста.

Гости уже расселись, а обслуга нашего кафе все продолжала ударно выдавать на-гора (из подвала в конференц-зал) провизию и напитки, несмотря на то что столы уже и так ломились от разнокалиберных бутылок и разнообразной закуски.

Сопоставив наличие присутствующих с количеством еды и выпива, я пришел к выводу, что скромная поминальная трапеза грозит трансформироваться в разудалое гульбище с непредсказуемыми последствиями: пьяными разборками на лестничных переходах, хоровым исполнением народных песен и активным ерзаньем потных голых женских поп по полированным крышкам рабочих столов в кабинетах. У нас ведь мастаки талантливо извращать все, что угодно, даже самое святое. Тем более обстоятельства вполне благорасполагают. На улице царит августовский зной, а в коференц-зале — ровное журчание кондишн и приятный полумрак. Можно сидеть до ночи, на халяву глушить классное выпиво и трескать хорошую закусь. А потом, накушавшись, почему бы не спеть что-нибудь под грустиночку или втихаря не засадить под лестницей первой попавшейся деловой партнерше? Сам бог велел!

Озаботившись этим обстоятельством, я после третьей рюмки подошел к Дону, который с равными ему рангом шишками расположился в парадном углу. Оторвав патрона от скорбной беседы, я на ушко сообщил ему, что есть реальная перспектива перерастания поминок в безобразную попойку со всеми вытекающими.

К моему изумлению, шеф весьма отвратно отреагировал на столь своевременное предупреждение. Театрально закатив глаза, он громко заявил:

— Ну и пусть себе, малыш! Николаша любил веселье и дебош! Пусть гуляют!

Я укоризненно покачал головой и собирался было возразить, но Дону, видимо, вдруг пришла в голову идея получше. Вскочив с места, он позвонил вилкой по графину, требуя тишины, и выкрикнул фальшивым голосом — слезливо и с надрывом:

— Ребята! Девчата! Коля здесь, с нами! Он любил жизнь во всех ее проявлениях! Он… Он радовался ей и другим тоже дарил радость! Так поминайте же его от души! Напейтесь вдрабадан, перебейте посуду, передеритесь! Эх!

Выкрикнув столь не соответствующий обстановке спич, Дон повалился на стол и пьяно зарыдал, лупя кулаком по тарелкам. Шишки, сидевшие рядом, принялись его гладить и успокаивать. Возникла некоторая паника.

Я удивленно пожал плечами и направился на свое место. Вот так здравствуйте! И когда только успел надраться? Вроде бы всего три рюмашки подняли. Может, до этого на грудь втихаря принял? А впрочем, бог с ним. Желает лицедействовать перед обществом — так пусть себе. Одним маразматическим припадком больше, одним меньше — никому хуже от этого не станет. Надо только сказать начальнику СБ, чтобы его ребята ближе к финишу присмотрели за гостями.

Между тем присутствующие восприняли куражливые выкрикивания шефа буквально. Шум резко усилился — загомонили-загалдели, принялись стремительно подымать бокалы, метать за обе щеки, кто-то крикнул официантам, чтобы спустились в подвал да передали поварам — готовить горячее.

Усевшись рядом с Оксаной, я для проформы употребил рюмашку и принялся склонять ее покинуть это шумное сборище, пока не началось. Дескать, у меня дома тоже кондиционер присутствует, а к нему в комплекте недурственное выпиво и закусь от винта! И в отличие от здесь у меня дома очень тихо и уютно. А еще имеется здоровенная кровать, которая совсем не скрипит. И кресло не скрипит. И вообще ничего не скрипит! Впрочем, она прекрасно об этом знает.

— Знаю, знаю, — загадочным голосом ответила моя пассия — у меня аж давление подскочило от предвкушения удачи! — Но сегодня же траур. Как ты можешь, пошляк!

— А мы наденем черное и будем делать все торжественно и печально, — игриво пообещал я и, склонившись к ее уху, жарко зашептал: — Я тебе засажу так, что у тебя позвоночник в трусики высыплется. Ух, как я тебе вдую! Я тебя брошу на стол и с разбегу ворвусь в тебя сзади. Ух, как я ворвусь! У-у-у-уо! Ты будешь кричать от неожиданности. Обязательно будешь! Потом я перетащу тебя на подоконник, ноги заброшу на свои потные плечи и вдую тебе так, что ты завизжишь! И с каждым толчком твоя спина будет больше стукаться об ручку оконной рамы, и от этого ты будешь выгибать спину, дергаясь мне навстречу — и это будет просто потрясающе! Ух, как это будет! Ммммм… Потом и перекину тебя через спинку кресла и всей массой навалюсь сзади, потом… потом… — Тут я вдруг представил себе все это с ошеломляющей четкостью, и перед глазами возникла горячая красная пелена, дымчато клубящая диковинными рисунками в форме обольстительных женских ягодиц, — впору хватать Оксанку и стремглав тащить в свой кабинет, а то черт его знает, что получится!

— О-о-о, юноша! — насмешливо воскликнула Оксана. — Да у вас натуральный спермотоксикоз! Лечиться надо.