— Нам сюда, — сказала она и махнула рукой, словно приглашая: «Идемте, будет весело, вот увидите».

Я кивнул и, подражая ей, пропищал спасибо.

Представить только, что это будет за работенка, подумал я. Еще душ заставят принять. Шутка. Душ я принимаю. Иногда.

— Профессор Мора говорит, что вы один из майя, — добавила женщина.

Произнесла она это в рифму с «шея».

— Да, чоланский майя, — ответил я и в стотысячный раз подумал, что во множественном числе майя будет «майя». Группа языков называется майяской. Вы говорите на майяском с майя о майя.

— По-моему, это совершенно очаровательно, — улыбнулась она.

Моя сопровождающая была высокой, с копной светлых волос, напоминавших руно, в общем, хорошенькой на овечий манер.

— Неужели? Что именно? — спросил я.

— Ну то, что вы из Южной Америки, и все такое.

— Из Центральной Америки.

— Пардон.

— Мы не из Южной Америки, — проговорил я. — Мы из Центральной Америки. Это примерно к северу от Панамы.

— Как это увлекательно. — Она рассмеялась. Мы прошли по пандусу на второй этаж мимо пустого проекционного зала, оформленного в ретростиле тридцатых. — А знаете что? — повернулась ко мне овечка. — Две недели назад я ходила на лекцию к х’мену.

— Вот как.

— Он научил нас, как стать майяским хранителем снов.

— Здорово. И что же для этого нужно?

— Он сказал, что майя в духовном плане были очень продвинутыми.

— Правда?

— Мы пришли, — пискнула овечка.

Она повела меня в приемную с черным полом и зелеными диванами в стиле «джинн» — словно негатив сцены из «Одиссеи-2001».[117]Оттуда секретарша проводила нас в некое подобие торгового зала, где сидели явно счастливые работники в индивидуальных стеклянных боксах, стояли автоматы с кофе и сэндвичами, а рядом — столики с приправами, кофеварочные автоматы «Капрессо», маленькие холодильники «Саб-Зеро»[118]с наклейками на них, гласящими что-нибудь вроде «амарантовое молочко[119]здесь». Мы прошли в зону, устланную ковром, и девица заглянула за приоткрытую дверь. Тот, кто находился внутри, вероятно, подал знак, и овечка пропустила меня.

Марена Парк сидела, скрестив ноги, на рабочем столе и смотрела на большой зеленый экран, лежащий у нее на коленях. Это была одна из модных новинок, которая реагирует на движение рук владельца с большого расстояния, — Марена рисовала что-то, держа палец на некотором удалении от монитора. Она оказалась меньше, чем я представлял по фотографиям, чуть не на голову ниже меня, отчего походила на подростка. Лицо у нее было более плоским и корейским, чем на постановочных снимках, но такой она мне нравилась больше — «лицо как полная луна», если воспользоваться выражением из «Тысячи и одной ночи». Я оценил ее костюмчик от Иссея Мияки — поточного производства, видимо, для катания на коньках, — нечто плиссированное и серое из полиамида, словно она появилась здесь из роскошного спортивного будущего. Марена подняла палец, давая понять: освобожусь через минутку. Я обвел взглядом комнату. Ого, какой аквариум на 125 галлонов, вделанный в стену. А в нем — новый вид сверкающих золотых рыбок от «Монсанто».[120]Я попытался сдержать улыбку. Иммунная система этих тварей никуда не годится — они страдают инбредной депрессией, и стоит два раза постучать по стеклу, как у них сдуру начинается общее заражение крови. На полу рядом со столом лежали срезанная наискосок игральная доска для го из японского багряника и старинные чаши тутового дерева, полные розовых игровых фишек из ракушек вымершего моллюска. Комплект должен стоить не меньше сотни тысяч долларов… Окно кабинета выходило на северо-запад, был виден плывущий над зелеными кронами символ Диснеевского парка — сфера под названием «Космический корабль Земля», напоминающая старый футбольный мяч в затянутом ряской пруду. Марена подняла на меня глаза.

— Привет, подождите секундочку, — сказала она. Голос тоненький, но не высокий. Как у жокея-мужчины. Последовала пауза. — Ну так перетолмачьте это на санскрит. Или на чем они там болтают? В чем проблема-то?

Я не сразу понял, что у нее в ухе телефон. Садиться я не стал, чувствуя, как мое сердце колотится о грудную клетку. Сунул руки в карманы и подошел к большой полке с безделушками, висящей на восточной стене. Мое внимание сразу привлекли большие медные часы с прозрачным корпусом, судя по всему сделанные в 1950-х. Из пяти вращающихся зубчатых колесиков четыре отсчитывали время по майяскому календарю, а пятое, самое большое, — георгианские даты, начиная с 3113 года до н. э. и заканчивая 21 декабря 2012 года. Увидел я и кольцо из лицевых глифов, но особого смысла в них не нашел. Может, это просто кто-то сделал от фонаря. Рядом стояли другие часы, поменьше, с треугольным масонским циферблатом, на котором было написано: «Уолтам. 17 камней. Возлюби ближнего»; остальные вещи на полке представляли собой награды — маленькие серебряные кубки за победу в турнире по го и по скалолазанию, две пружинки «Вебби»,[121]Всемирная премия за достижения в области бесплатного программного обеспечения, несколько призов, присуждаемых обозревателям компьютерных игр, две тощенькие стеклянные пирамидки Академии интерактивных игровых искусств и наук, масса всяких фиговин, о которых никто и слыхом не слыхивал, и, на самом заднем плане, словно Марена не хотела, чтобы кто-нибудь подумал, будто она придает этому значение, статуэтка «Оскара» (одна шестая натуральной величины), облаченная в костюм из «Нео-Тео». Она стояла там, словно Христос в толпе восторженных нефитов.[122]Вы по-настоящему любите меня?[123]подумал я. — Меня, маленького, царя мира?»