И что же делает медведь? Он возвращается на место, с которого прыгал, и несколько раз тренирует свой прыжок, пока не начинает попадать туда, куда собирался.

Что же двигает медведя? Раньше, как мы понимаем, медведя двигал тюлень, которого он знал как «еду» и поэтому охотился за ним. Но вот мишка, возможно, голодный, возвращается на исходное пустое место (на котором ничего нет, но он его как-то выделил) и после этого прыгает в другое пустое место (где тоже ничего нет). В системе, где медведь каждый момент просто реагирует на среду, не имея внутренней жизни, это абсолютно немотивированная трата сил.

Однако именно такую картину наблюдал полярник Кренкель. Эти три факта «медведь выделил и запомнил начальное место», «медведь запомнил конечное место» и «медведь тренировался» не объясняются одной лишь теорией «хорошометра» и требуют дополнительного инструмента.

Этот «инструмент предвосхищения» я назвал «внутренний театр». Я склонен предполагать, что животные умеют фантазировать в некоторых узких рамках, и их фантазии нужны как раз для того, чтобы рассчитывать подобные действия. Мне кажется, фантазия медведя о своей неудаче – это как раз та картина, которая показывала ему «начальную точку», «конечную точку» и мотивировала тренироваться.

Конечно, убедиться в истинности этой гипотезы мы не сможем до тех пор, пока не научим животных говорить и они нас не уверят в нашей правоте.

Видел кошек, которые пытаются куда-то запрыгнуть? Картинки, где нарисовано, как кошки высчитывают интеграл перед прыжком, не далеки от истины. Я думаю, что они представляют себе свой будущий прыжок, воображая его в голове – и их фантазия строится на основе всего их опыта, поэтому они могут видеть «прыгнув так, я, возможно, упаду» и им не нравится эта фантазия; «прыгнув так, я все еще неустойчива» и они смотрят ещё немного, пока не найдут «поставив лапы так, я уверенно оттолкнусь и хорошо приземлюсь». Увидев положительный сценарий, кошки наполняются уверенностью, ищут телом удачное «начальное положение», после чего сразу прыгают.

Наши предки-обезьяны гораздо больше кошек нуждались в инструменте, с помощью которого могли бы предвидеть последствия прыжка, потому что обитали на высоких деревьях, ведь гравитация тогда была такой же бессердечной, как и сейчас.

У меня часто бывало так, что я выходил из ванной и мне представлялось, как я оступлюсь, поскользнусь и глазом упаду на торчащий угол. Эта фантазия делала мне неприятно, но почему-то автоматически возникала где-то 10 раз. Я предполагаю, что так мой внутренний механизм представил путь, которым «повредится» и несколько раз проиграл его перед моим внутренним взором, чтобы «окрасить» цветом, которого я буду автоматически избегать. То есть я мысленно «прожил» все шаги, «прожил» их последствия и в результате этого мой автопилот будет избегать этого пути. Этакий «мысленный краш-тест».

Как работает этот инструмент у людей? Во-первых, наши фантазии, наши мысли и наши воспоминания возникают в одном и том же «пространстве» – в этом самом внутреннем театре. Во-вторых, по моей теории вся наша мыслительная деятельность это продолжение данного процесса, очень разросшийся инструмент для просчитывания «смогу ли я допрыгнуть до этой ветки».

В-третьих, наш хорошометр одинаково реагирует на реальность вокруг и на фантазии из внутреннего театра (с поправкой на то, что фантазии являются значительно более «слабым» стимулом). Практика показывает, что если человек попадет в какую-то ситуацию и испытает там страх, то и фантазия об этой ситуации также вызовет у него эмоцию страха, или хотя бы понимание «да, я испугаюсь». Поэтому мы будем пользоваться «внутренним театром» как важным диагностическим инструментом.

В-четвертых, как ты уже убедился, воображаемые нами картины могут на нас влиять как реальный опыт – и именно это позволяет нам менять разные вещи, не вставая с дивана. И когда ты с помощью внутренней работы освобождаешь фантазию от «страха», то и реальность перестает быть страшной – и, попав в эти обстоятельства, ты больше не боишься.

Память

Мои воспоминания – словно золотые в кошельке, подаренном дьяволом: откроешь его, а там сухие листья.

Мы привыкли доверять нашей памяти и предполагать, что она похожа на архив со сведениями, который работает как библиотека. Мы посылаем туда гонца и он говорит «Антонина Михайловна, а дайте мне, пожалуйста, томик от 19-го сентября 2005-го года.

Но исследования обнаруживают другие стороны памяти.

Во-первых, её свойство объединять некоторые воспоминания воедино. Часто бывает так, что разные события происходили в разное время и в них участвовали разные люди, но наша память запросто объединит 20 событий в одно, яркое и наполненное. Она похожа на сценариста фильмов, который, для нагнетания драмы, собирает сотни событий в единую картину.

Второе её свойство – ложные воспоминания. Специалисты по памяти утверждают, что могут за один день создать у человека несколько воспоминаний о событиях, которых с ним никогда не происходило, или изменить уже существующие воспоминания. Это особенно важный вопрос в юриспруденции, потому что на основе свидетельских показаний решаются человеческие судьбы.

Нашей памяти не столь важны «конкретные факты», сколько общий тон происходящего.

И, по моей гипотезе, память – это вовсе не «архив со сведениями о прошлом». Память – это механизм инструкций, которые могут помочь нам выжить, этакая «аптечка первой помощи», в которой собраны все самые важные вещи, которые с нами происходили. Она вообще не работает с «точностью» – её задача максимально компактно уложить сведения, которые помогут нам предсказать, что произойдет дальше.

То есть память – это тот же «внутренний театр», но мы ему в данном случае говорим «Представь себе такое будущее, в котором на календаре 2005 год, трава всё ещё зелёная, жвачки по рублю, а я хожу в школу и не всегда чищу зубы». И на основе заданной информации внутренний театр реконструирует подобные обстоятельства, и твой интуитивный механизм «что может произойти» как раз и рисует туда те события, которые вспомнит.

При