Каждый раз, когда мы отправлялись на занятия, я утешала себя надеждой, что именно на этой неделе мой пес полюбит и грузовик, и тренировки. Я надеялась, что вот сейчас он начнет учиться быстро и радостно, осваивая навыки, необходимые ему, чтобы помочь Чаку. Но каждую неделю Бу, поскуливая, метался по крошечной кабине на протяжении всех сорока пяти минут поездки. Я ему даже пела (многие собаки любят музыку, а Бу был большим поклонником группы «АББА»).

— Water-Boo… — пела я вместо привычного «Waterloo».

Я всячески пыталась его развеселить и умоляла его волшебным образом утихомириться, надеясь, что он все-таки поймет важность своей будущей работы.

Однажды я исполнила ему уже половину какой-то песни, как вдруг поняла, что эти занятия угрожают лишить нас обоих жизни. Выезд на оживленное четырехполосное шоссе всегда приводил к тому, что Бу по руке взбирался мне на голову, стараясь любым способом дистанцироваться от пугающе громких огромных железок, грозящих налететь на страшную металлическую коробку, в которую заточили его самого. К тому времени, как мы подъезжали к школе, Бу был вне себя от переживаний, впрочем, как и я.

Стресс и волнение привели к тому, что, когда мы прибыли на первое занятие, мне пришлось едва ли не силой затаскивать Бу в зал, где собаки работали в атмосфере почти военной дисциплины. Бу нуждался в общении с другими щенками. Он до сих пор понимал собак лучше, чем некоторых людей. Эти щенки предлагали ему нечто знакомое в новой и пугающей обстановке.

— Бу, Бу, Бу! — позвала я.

Никакой реакции. Дома этого хватило бы, чтобы он обернулся и примчался на мой громкий и такой привычный зов. Но только не здесь. Зато мне удалось привлечь к себе внимание всех остальных собак и людей. Раздосадованные хендлеры прилагали все усилия, чтобы заново усадить своих похожих на маленьких солдат щенков, и пытались игнорировать эксцентричное представление, которое устроили им мы с Бу.

Я предприняла еще одну попытку.

— Бу, игрушка, давай поиграем!

Я долго пищала специальной игрушкой, которую всегда носила в карманчике для поощрений. Ноль эмоций. Бу увлеченно носился вокруг других собак, представлявших для него куда больший интерес, чем я. При этом все эти собаки не сводили глаз с меня, наверное, надеясь, что игрушка Бу достанется им. Я уже слышала приглушенные недовольные возгласы других хендлеров, пытавшихся отвлечь внимание своих питомцев от моих выходок.

Я начала издавать различные звуки. Я имитировала лошадиное ржание и куриное кудахтанье, еще больше укрепляя присутствующих в классе людей во мнении, что я абсолютно безумна. Не обращая на меня внимания, глупыш Бу скакал вокруг ближайшего к нам щенка.

— Прошу прощения, — обратилась я ко всем сразу, издав смешок и надеясь на то, что мне удалось скрыть вздымающееся в моей груди отчаяние. — Он просто перевозбудился.

В этот момент прыжки Бу привели к тому, что из моей руки и дрессировочного кармана высыпались все угощения и поощрения. Теперь эти обожающие покушать лабрадоры были так же заинтересованы в Бу или, во всяком случае, в рассыпанном вокруг него печенье, как сам Бу был заинтересован в них. Некоторые из хендлеров попытались вежливо отойти в сторону от смутьяна, но все остальные даже не пытались скрыть возмущения мной и моей шавкой.

Пока я пыталась объяснить причины такого поведения моего пса, Бу бессовестно заигрывал с другими животными, издавая все до единого звуки, которые только способна издать собака. Он совершал безумные прыжки на другом конце туго натянутого поводка, будучи не в состоянии успокоиться или сосредоточиться на мне. Мне было ясно, что ему уже трудно дышать из-за давления на горло, поэтому я сделала шаг к нему, продолжая натягивать поводок и не позволяя двинуться дальше. Оказавшись рядом, я сунула пальцы одной руки ему под ошейник, а второй рукой обхватила его грудную клетку. Убедившись, что он уже никуда меня не тянет, я усадила его на пол. Бу продолжал издавать странные обезьяньи звуки, но по крайней мере был неподвижен. Я не люблю усаживать собак силой и никогда не рекомендую этого своим клиентам. Это неэффективный и ненадежный способ научить собаку выполнять команду «Сидеть!», зато он дает ей понять, что вы обладаете силой, а у нее есть две возможности — подчиниться или дать отпор. Но сейчас у меня просто не было выбора: если бы пес не угомонился, нас просто вышвырнули бы из класса.

Все мои надежды были уничтожены за те девяносто секунд, которые потребовались нам, чтобы войти, прервать учебный процесс и вывести всех из состояния равновесия.

К концу этого ужасного первого занятия коллеги-хендлеры советовали мне применять разнообразные способы поощрения, а на время поездки в грузовике привязывать Бу поводком к сиденью, чтобы не позволять ему прыгать по всей кабине. На обратном пути я так и сделала, но всю дорогу домой Бу свирепо рвался с поводка, пытаясь дотянуться до меня и получить необходимую ему поддержку. Это обострило в нем дух противоречия (о существовании которого я тогда еще не знала) и способствовало усилению его тревоги и беспокойства. Хотя парень и не залез мне на голову, он совсем выбился из сил, тяжело дышал и все равно умудрился забраться так высоко, как только позволял поводок. Больше я его не привязывала.

* * *

Накануне второго урока я лихорадочно соображала, с помощью чего могу утихомирить Бу в кабине грузовика и что способно заставить его сосредоточиться на занятии. На протяжении всей недели я экспериментировала с различными поощрениями и обнаружила варианты, привлекающие его внимание ко мне даже в присутствии Аттикуса и Данте. Я была убеждена, что то же самое сработает и на занятии, а возможно, даже в грузовике.

С машиной ничего не вышло. Бу отказался даже смотреть на «печеньку», которую я сварганила сразу из нескольких видов вонючих собачьих лакомств. Я попыталась исполнить ему песню Лоренса «Безумный щенок», которая дома неизменно оказывала на него успокаивающее воздействие. Я переключала скорости, меняла полосы, швыряла в Бу лакомства и распевала: «Где хочу, я писаю-у, где хочу, я какаю-у, оттого зовусь я Бу-у…» Все это совершенно не помешало песику, оставив нетронутые лакомства на полу грузовика, взобраться мне на голову, как только мы вырулили на шоссе.

Стоя рядом с церковью, где проводились занятия, я ощупывала карман с лакомствами подобно тому, как солдат перед боем нащупывает оружие. Вопреки очевидности я надеялась на чудо и обреченно глядела на послушных щенков, ожидающих от своих владельцев самого привычного и примитивного угощения и готовящихся дисциплинированно войти в класс. Зная, что мне необходимо найти лакомство, способное заинтересовать Бу во время занятия, я долго экспериментировала с различными видами угощения, чтобы найти такое, которое вызовет у него бурную радость. Кроме уже упомянутого комбинированного «печенья», от одного вида которого Лоренса едва не вывернуло, я нашла еще кое-что. Оказалось, что простая редиска способна заставить Бу бросить все свои дела и примчаться на мой зов, где бы он ни находился.

Но стоило Бу увидеть других собак, как редиска, комбинированное лакомство и я сама снова утратили для него всякое значение. Другие, уже приученные к дисциплине щенки, пытались его игнорировать, но, поскольку я серьезно повысила уровень пахучести и без того благоуханных собачьих лакомств, все присутствующие в помещении лабрадоры тут же сосредоточились на моем заветном кармане. Увидев в моих руках редиску, другие хендлеры окончательно убедились в том, что я рехнулась. Кроме того, их раздражал запашок угощения и устроенный моим псом скандал. Почему нас с Бу снова не выгнали из класса, я не понимаю. Ведь было же ясно, что нам там не место.