Слава (кого тут славить? Охранителя – не буду!) кому-то там, рука быстро проходит, но вот в душе продолжает полыхать:

– Любовь? Вы убили моего отца! Вы мучаете меня! Это – любовь?!

– Вроде бы, – говорит он, поднимаясь, и теперь мне приходится задирать голову, чтобы следить за ним, – когда я читал ваше дело, там не значилось скудоумия, которое вы сейчас демонстрируете.

Ах так! Скудоумия! Хватаюсь за поручни кресла, потому что руки так и тянутся к вазе, что стоит в нише неподалеку. Там, кажется, розы.

– Но вы всё-таки глупы. Я быстрее вас по крайней мере в три раза. Меня не убьёт ни железо, ни дерево. И если бы я не любил вас, то, как уже сказал ранее, подверг бы тому наказанию, которого вы заслуживаете.

Как строить отношения с тем, кто тебя за человека не считает?! Сильфида, значит, монстр, а дракон – комнатная пуська? Сделаю всё, чтобы избежать этой свадьбы. Мир спасать я подписалась, а вот прислуживать чудовищу с замашками шовиниста как-то не очень хочется.

А он продолжает между тем:

– Чтобы выполнить миссию, вам нужно отыскать тетрадь Другой истории. Она спрятана в этом доме. Поверьте, здесь перевернули всё, но ничего не нашли. В Эскориале пришли к выводу, что ваш отец наложил на этот ценный артефакт заклятие, которое снять сможет только кровный родственник. И, идёмте, я подключу вам коммлинк. Пока ещё вы не гражданка Страны Пяти Лепестков, у вас нет права доступа.

…Пока он возится с клавиатурным экраном, изучаю корешки книг. Во, «Как приручить дракона», то, что нужно. Проштудирую на досуге, зря плохо отзывалась об этой библиотеке.

… наслаждение непристойно…

… красота умерла полтора столетия назад…

… агония затянулась…

Слова идут сверху. Из небесного рупора.

Инспектор вздрагивает.

– В зоне Л-57 – Грех четвёртый – Acedia.

Сообщение повторяется, пока не начинает пульсировать в крови.

– Скверно, – он вскакивает, собранный, устремлённый вверх, тёмный ангел мщения. Распоряжения отдаёт чётко, нетерпящим возражений тоном:

– Найдите леди Веллингтон и прикажите К-10-И-15 развернуть купол. Зона Л-57 – совсем рядом. Мне нужно идти.

– Постойте, – кидаюсь к нему. – Что значит Acedia?

Раз уж мне спасать мир, лучше узнать о нём побольше.

– Грех уныния, – бросает он, вскакивая на окно. – Он заражает всё зелёной тоской. Она разъедает, как ржа.

И взмывает вверх прямо с подоконника.

Громыхает ногами КИ, бежит меня защищать, мой медный рыцарь. Суетится. Деловито мигает лампочками.

– Где госпожа Веллингтон?

– В безопасности. Я должен развернуть ку…

Но он не успевает.

Громадный, бурый, тощий. Упирается головой в небо. Тянет корявые многопалые лапы. Булькает: иди, иди ко мне, грешница.

Зеленоватый едкий туман, будто щупальца спрута, расползается от его фигуры.

Похожий на гигантского богомола.

Бес полуденный.

Acedia, грех четвёртый, – уныние, нетружение, беспечность – близится, накрывает бурой тенью, дурманит зелёным туманом, и я впадаю во грех…

Гудок шестой

Нары у Фила клёвейшие! Плюхаюсь и тону. Кайф и радость несутся по жилам. И даже полюбляю этот мир.

И ваще щаз постигла розовый, и мне с ним и в нём хорошо.

Фил говорит: смешная.

Он принёс хламиду для верха и на низ. Нижняя называется «брюки». Узкие, еле втиснулась. И привёл сюда. Это называется «квартира».

Фил говорит: небольшая. А по мне так – ого-го! Комнаты и комнатки разного предназначения. И всё – на двоих! Ну ни фигасе!

Он походит, садится рядом, суёт мне тару, из которой валит сладостный и чуть горьковатый дымок.

– Это что?

– Кофе. Со сливками. Как ты любишь. То есть, как Маша любит.

И словно сдувается весь, сказав про неё. Как в ведро с серой краской макнули.

Беру, обоняю. Потрясно!

Делаю глоток и во рту у меня аж взрывается.

– Вкуснятина!

– А то! – невесело соглашается он.

Выпиваю залпом, ставлю кружку на тумбочку рядом и снова откидываюсь. Хлопаю по постели:

– Падай рядом, толстяк. Я сегодня добрая.

Он заползает осторожно. Примащивается. И смотрит так, странно, как когда хотят узнать, а не выходит.

Потом подвигается ещё ближе и тыкается губами в губы.

Как тот Тотошка, чесслово.

Стираю рукой. Влажно. Фу!..

Он вздыхает, я взрываюсь:

– Ты что делаешь, олух? – тыкаю в бок.

– Хотел поцеловать тебя, но видно зря.

Грожу пальцем.

– Смотри мне!

– Не стану, ты не Маша… – и печальный такой. Встаёт. Садится ко мне спиной. Закрывает лицо руками. – Ты прости меня, Юдифь. Сложно вот так, рядом, видеть её и знать, что не она. Я ведь по ней ещё с колледжа сох. Вместе учились на программистов. Ну как… я учился… а она… Только поступила тогда, первый курс. И у неё тусовки, все дела. Пришлось на кафедре за копейки остаться, лишь бы с ней. Ну как с ней. Она сама по себе была. Меня в упор не замечала. Там такие вокруг неё вились. Эх…

Машет рукой.

– Ну теперь-то вы вместе?

Рассматриваю рисунки на стенах. Узор – бледный, повторяется. Вся комната в нём. А ещё полки – там плоские коробочки. Фил называет их диски.

Отвечает не сразу.

– Относительно вместе, – тоскливо выдаёт. – Квартиру снимаем эту. Маша так самостоятельности от богатого папы ищет. Дядь Юра хороший, но опекает её сильно. Вот и решила уйти. Обмолвилась мне случайно – как-то в соцсетях болтали, – и, видя, как таращусь осоловело: – А… ты ж не знаешь… я потом покажу… Ну, короче, Машка сказала, что только мне может доверять, потому что остальные мужики – сволочи и козлы. Это она недавно с очередным рассталась. Но я был рад: ведь если доверяет – здорово. Доверие – основа отношений.

Светильник красивый. На длиной золотистой ножке. Прозрачный, как цветок. Наверное, такая роза. Светит, жмурюсь.

– Но Алёнка сказала, что вы по-другому вместе.

– Да, теперь да. Маша дала мне шанс! Всего месяц! Это всё Ирка виновата! Маша в тот день выпила, а Ирка видела, что она садится на мопед и ничего не сказала! А теперь сама куда-то сбежала! Её батя теперь тоже взмыленный бегает – ищет. Все службы на уши поднял.

– Что за Ирка?

Почему-то колет все груди и зло так. Аж в патлы вцепиться хочется! Неужто ревность?