– А если предположить, что Гарри Хепберн тут вообще ни при чем? – спросил он. – Ты говоришь, что Гарри не дурак, а вот я не уверен, что у него хватило бы ума подставить нам брошенную телегу. Ну, спиленное дерево на дороге или обвал, это еще куда ни шло, а вот телега – слишком простое и слишком хитрое решение для Гарри.

– Сейчас проверим, – сказал Гейр и, что было силы, закричал: – Эй, Гарри, твоя работа? – Он ткнул пальцем за спину: – За каким чертом ты сделал это, Гарри?

– Это телега Филиппа Рассела из Фенигана, – ответил ему далекий голос Макса Финчера. – Добропорядочный мясник собирается строить новый загон для скота. Рассел обещал вернуться к следующему утру. Но его сын собирается жениться, я не думаю, что Рассел появится здесь даже послезавтра.

Пока Макс говорил, Дакота Энн внимательно рассматривал фигуру девушки за плечом Макса.

– Эта чертовка кажется здорово похорошела и превратилась в настоящую леди, —без особого удивления сказал он.

Гейр насторожился.

– А ты уверен, что это племянница шерифа?

Дакота передернул плечами:

– Не знаю. Бабы… То есть девки в этом возрасте быстро меняются. Ну, как курицы, босс. Вроде бы недавно была желторотым цыпленком, а потом вдруг глядишь, сидит на груде яиц как толстая корова.

– Коровы не сидят на яйцах, идиот, – повысил голос Гейр. – Позови-ка нашу деревенщину. Предстоит нелегкая работа, а я не собираюсь вкалывать за них.

Дакота повернулся к дилижансу и уже открыл было рот.

– … Ты поработаешь вместе с ними, – продолжил Гейр. – Меньше чем вчетвером эти дурацкие бревна не выбросить из телеги.

Дакота закрыл рот. Он молча шагнул к дилижансу, по пути сбивая прутиком высокие головки цветов. Кое-где он заметил едва заметные проплешины в чуть смятом цветочном ковре, словно кто-то собирал букет. Но Дакота не обратил на них внимания.

«Тут, вообще-то и коров пасут, – решил он. – А Джеб Лесоруб был прав, когда говорил мне вчера, что Гейр Кинг – последняя скотина».

9.

Да, Гарри Хепберн отлично знал свой главный недостаток – излишнюю говорливость, которая всегда пробуждалась в нем каждый раз, если обстановка не требовала конкретных действий. В засаде, (в ожидании врага), за карточным столом (в ожидании нужной карты) и даже на городском совете (когда выступал кто-то другой, а не он сам), волнение Гарри могло прорываться в нем не одним десятком, а порой и не одной сотней слов. В засаде он шептал их шепотом, а на городском совете кричал в сторону мэра. Вместе с тем «слабинка» Гарри была такой уж неуправляемой. Однажды, когда за карточным столом был пойман на шулерстве Майкл Каро по прозвищу «Одноглазый», Гарри сначала молча положил перед собой кольт, а потом сказал игрокам, что Майкла никто не тронет. Начавшийся скандал вдруг утих, как по мановению волшебной палочки. Тогда Гарри поднял глаза и сказал Майклу, что тот может уйти, что больше никто в городе не подаст ему руки и что двери любого салуна закрыты для него навсегда. Никто не стал спорить с решением Гарри и не только потому что на столе лежал кольт, а еще и потому что Гарри вдруг стал удивительно похож на своего старшего брата Чарли. У него были холодные, спокойные глаза, а чуть побледневшее лицо казалось высеченным из светлого, благородного гранита. «Одноглазый», благословляя Господа Бога и Гарри Хепберна, буквально испарился, и игра продолжилась. Но к ее финалу, Гарри все-таки разразился монологом о справедливости, терпимости ближнему и общественной морали. Причина была проста: Гарри вспомнил книжку, которую недавно читал, и в которой говорилось о морали, и решил, наконец-то, высказать свое мнение по этой, до философичности, сложной теме. Речь шерифа была горяча, малопонятна уставшим игрокам, но самое ужасное заключалось в том, что Гарри продолжил ее уже на улице, провожая до дома старика Авраама Бирна. Этой же ночью восьмидесяти пяти летний игрок-«патриарх» умер в кровати. В городе стали шептаться о том, а не стал ли Авраам Бирн жертвой «слабинки» Гарри и не уложил ли шериф в кровать уже бездыханное тело? Разумеется, последнее было почти (но все-таки не совсем) шуткой. И в этой шутке было столько яда, что уже на похоронах, чувствуя на своей спине чужие взгляды, Гарри Хепберн проклинал свою детскую несдержанность, дурацкую книжку, подставившую ему, как хитрый черт, не менее хитрую подножку и даже «Одноглазого» Майкла Каро.

Теперь, наблюдая за тем, что делается на дороге, Гарри жевал губами, а порой просто кусал их, чтобы проглотить ненужные звуки. Со стороны это всегда выглядело довольно забавно и как знать, если бы не эта слабость Гарри, его, может быть, и в самом деле называли «Умным» Гарри, а не «Заумным», а порой даже «Полоумным».

Так как обстановка внизу, возле дилижанса и брошенной телеги была еще довольно неопределенной, а расстояние до бандитов значительным, Гарри счел возможным обратиться к мисс Абигайль с вопросом не имеющим к главному делу никакого отношения:

– Вы не находите, мисс Абигайль, что логика просто убийственная штука? – в темных глазах шерифа вспыхнул огонек, чем-то похожий на отражение свечи в зрачках. – Знаете, я почему-то уверен, что многие умные люди сходят с ума именно из-за своей склонности к логическому мышлению.

Мисс Абигайль удивилась. Ее тонкие брови поднялись вверх, уголки губ дрогнули, а в глазах появилось что-то теплое и улыбчивое.

– Шериф, – прошептал Макс, – вы удивительно удачно выбирали время для своих казуистических вопросов.

– Нет, все-таки выслушайте меня! – почти с жалобой в голосе, воскликнул Гарри. – Как-то раз я прочитал в газете, что если количество кэбов в Лондоне будет расти так же быстро, как сейчас, то очень скоро улицы города окажутся под толстым слоем навоза. Понимаете, в чем тут логика? Люди придумали конные повозки, но конные повозки рано или поздно убьют наши города.

– … Точнее, превратят их в большие навозные кучи, – не без ехидства, подсказал Макс.

– … Так вот, мисс Абигайль, иногда мне кажется, что логика это тонкая прямая линия, уходящая к горизонту, – продолжил Гарри. – Причина вызывает следствие, следствие превращается в причину и вызывает новое следствие. Эти превращения похожи на цепь опутывающую жизнь. Знаете, о чем я думаю по подсказке этой чертовой логики? Рано или поздно, для того, чтобы избавиться от конных повозок, люди станут строить все больше и больше железных дорог…

– От паровозов меньше навоза, – снова вставил свое слово Макс.

– … Но дороги будут становиться все длиннее, охватывать весь мир и однажды они пересекут