Вот как писал об этом впоследствии бывший гитлеровский генерал фон Бутлар: «Итог, который немецкому командованию пришлось подвести на этом участке фронта в конце января 1943 г., был поистине ужасным. За 14 дней русского наступления группа армий «Б» была почти полностью разгромлена. 2-я армия оказалась сильно потрепанной. К тому же она потеряла во время прорыва основную массу своей боевой техники. 2-я венгерская армия была почти полностью уничтожена, из 8-й (итальянской. — Ю. Р.) армии спастись удалось лишь некоторым частям корпуса альпийских стрелков. От остальной части соединений уцелели только жалкие остатки. Из числа немецких войск, действовавших в полосе 8-й итальянской армии, остались лишь потрепанные остатки нескольких немецких дивизий, которым удалось спастись за рекой Оскол. Связь с группой армий «Центр» и с группой армий «Дон» была потеряна, стыки находились под угрозой»[60].

Следует заметить, что Воронежско-Касторненская операция имела свою отличительную особенность. Она была первым ярким примером успешного перехода от одной крупной наступательной операции к другой без оперативной паузы. Войска фронта изготовились к ней в ограниченные сроки в ходе завершения предыдущей операции. Характерными для Воронежско-Касторненской операции являлись и действия танкового корпуса совместно со стрелковыми дивизиями первого эшелона при прорыве обороны врага, а также его последующие стремительные удары в оперативной глубине по подходившим резервам противника и узлам сопротивления.

Характерным для всех штабов артиллерии фронта было творческое применение артиллерии в наступлении. Исключительно эффективным оказалось сочетание огня с закрытых позиций и из орудий прямой наводки, находящихся в боевых порядках пехоты и танков. Такое построение было, в частности, при ликвидации опорного пункта противника в Синих Липягах. Здесь благодаря тесному взаимодействию артиллерии с пехотой удалось изолировать вражеский гарнизон в нескольких отдельных домах, после чего он был уничтожен в ходе решительной атаки. Та же участь постигла несколько дней спустя и немецкий гарнизон в Старом Осколе.

Операции по разгрому крупных группировок противника на верхнем Дону характеризовались высокой маневренностью боевых действий, что создавало большие трудности в применении артиллерии, особенно в зимних условиях. Для С.С. Варенцова и штаба артиллерии Воронежского фронта они были поучительны прежде всего организацией и проведением сложного маневра крупными силами артиллерии и подготовкой к прорыву в ограниченные сроки. В ходе боевых действий, особенно при разгроме прорывавшихся из окружения группировок противника, действия артиллерии отличались большой инициативой и самостоятельностью.

Вместе с тем возникали серьезные проблемы с управлением артиллерией при подготовке и в ходе боевых действий. Одна из них — отсутствие своих средств связи у командующего артиллерией фронта. Поскольку штаб артиллерии фронта не располагал своими средствами связи, должностные лица вынуждены были пользоваться общевойсковой связью штаба фронта, которая из-за быстро меняющейся обстановки была неустойчивой. Для получения данных об оперативной обстановке офицерам штаба артиллерии фронта приходилось постоянно обращаться в оперативный и разведывательный отделы. Но и там не всегда можно было получить достаточно полные и достоверные данные — они очень быстро устаревали. Тем не менее артиллерия фронта, преодолевая все объективные и субъективные трудности, поставленные боевые задачи выполнила успешно.

За успешное руководство артиллерией в ходе Воронежско-Касторненской операции командующий артиллерией фронта генерал С.С. Варенцов был награжден орденом Кутузова I степени[61].

В течение полутора сложнейших лет войны Сергей Сергеевич получает второй орден. Это свидетельствует о значительном вкладе С.С. Варенцова и артиллерии под его руководством в разгром противника. В последующем будут еще ордена, будет и звание Героя Советского Союза, но это уже в тех условиях, когда инициативой полностью владела Красная армия. Но в условиях, когда инициативой владел противник, заслужить ордена было намного сложнее.

В настоящее время некоторые «исследователи», используя ресурсы Интернета, порочат светлое имя Сергея Сергеевича. В своих «изысках» они в основном ориентируются на знакомство С.С. Варенцова с О. Пеньковским, забывая или, скорее, не зная о заслугах Сергея Сергеевича перед Отечеством. А ведь следует знать и помнить, что человек, не отсиживавшийся во время войны в тылу, а выполнявший свой долг на ключевых должностях, уже по определению не может быть одиозной личностью, какой его хотят представить недоброжелатели.

Один из таких недоброжелателей Сергея Сергеевича, некто В.Г. Татаров из Днепропетровска, по-видимому, еще до войны очень часто «страдавший» от начальника артиллерии 41-й стрелковой дивизии за свою нерадивость, высказался следующим образом: «Командовал артиллерией дивизии полковник Варенцов — этакая импозантная фигура. Самодовольный, высокомерный, хитрый, скрытный, не шибко грамотный артиллерист»[62].

Рассмотрим последовательно отрицательные характерные черты, присущие, по мнению В. Татарова, Сергею Сергеевичу.

Итак, «самодовольный, высокомерный и хитрый». Мнение В. Татарова легко опровергают многочисленные положительные отзывы бывших подчиненных С.С. Варенцова. «Это был умный и талантливый полководец, — пишет писателю В. Астафьеву полковник в отставке В.А. Кашин, — он пользовался большим авторитетом и уважением… Это был неприхотливый, скромный человек в быту и очень доброжелательный к людям…»[63]

А вот что написал 12 января 1944 года своему командующему артиллерией фронта командир 32-й бригады полковник И.В. Купин:

«Тов. генерал-полковник!

Получил Ваше письмо, душевно был тронут Вашей отеческой заботой обо мне.

Вы правы — лечиться надо.

Поехать лечиться, согласен, но меня пугает одно, что с отъездом я потеряю Вас и бригаду.

Убедительно прошу Вас, тов. генерал-полковник, разрешить мне после лечения снова вернуться к Вам.

Почти три года войны я находился вместе с Вами в боевом коллективе под Вашим руководством.

Работая с Вами, я многому научился…»[64]

В другом письме тот же полковник И.В. Купин пишет: «…по праву считаю себя Вашим воспитанником, а Вас своим боевым отцом.

Искренне благодарю Вас, тов. генерал-полковник, за воспитание и отеческую заботу.