Ну, она так не думает. По ее словам, ты покинул свой город, что нарушает так именуемое условно-досрочное. Ты в розыске.

Селена огибает меня по направлении к двери и открывает ее. Холодный воздух пронзает меня, и я съеживаюсь, пока она не скрывается в лучах утреннего солнца.

Через минуту я стряхиваю холод, и когда я вновь смотрю на Кая, он уже стоит у камина. Я даже не услышала, как он сдвинулся с места.

— Что не так?

Кай смотрит на огонь, не глядя на меня.

— Тебе не следовало давать ей отпор. Теперь она заточит на тебя зуб.

— И что? Не то чтобы мне предстояло с ней вскоре увидеться.

Он хмурится еще сильнее и шепчет:

— Никогда не знаешь. Не стоит сжигать мосты, когда даже не знаешь, в какую сторону двигаться.

Я встаю, гнев сжигает меня изнутри.

— Ну, спасибо за это, Йода. Я запомню это для следующего раза, когда женщина будет подталкивать тебя к твоим пределам.

На этот раз он смотрит на меня.

— Сестры всегда подталкивают тебя к твоим пределам. Это их работа.

Я иду к лестнице, но Кай пересекает гостиную и не пускает меня в комнату. Он прижимает руку к моему животу, и я не могу не посмотреть вниз, где он обвивает меня своими большими сильными пальцами.

— Нам нужно собраться и уехать. Теперь она знает, где мы, и она может вернуться с кем-то на хвосте.

Я вздрагиваю, погружаясь в мысли о том, что нужно покинуть это место.

— Нет, я не хочу никуда ехать, и не потому, что мне не нравятся люди, а потому, что мне нравится здесь.

Он приближается ко мне.

— Беречь тебя ― моя работа, и если я говорю, что нам нужно уехать, тогда нам нужно уехать.

Я стискиваю зубы и отступаю, чтобы подняться наверх. Если он хочет, чтобы я уехала, пусть сам собирает мое дерьмо. Что касается меня, они могут похоронить меня в этом домике.

Когда я устраиваюсь в своей теплой постели, смотрю на снег, с книгой на согнутых коленях, я понимаю... что я счастлива. Не настолько, чтобы бегать с радостной улыбкой, но я довольна. Впервые за долгое время я не чувствую себя замкнутой и загнанной, как обычно.

Я еще некоторое время смотрю на страницы, затем закрываю книгу, прижимая к себе листок бумаги, который я нашла в ящике, чтобы сделать закладку.

Теперь снег падает быстрее, и скоро все накроет белая пелена. Невозможно никуда поехать, если мы не сможем увидеть дорогу перед собой.

Кай вваливается в мою комнату, пугая меня до чертиков. Он переоделся в джинсы, оливково-зеленую водолазку и тяжелые ботинки.

— Одевайся. Нам нужно уходить.

Я взмахом руки указываю на окно.

— Ты правда хочешь попытаться уехать в такую погоду?

Он переводит взгляд на дверь и останавливается.

— Блядь. Я забыл, что идет снег.

— А это значит, что люди вряд ли последуют за нами сюда.

Он садится на край моей кровати, его тяжелый вес тянет меня к нему, когда прогибается матрас.

— Если не сейчас, то когда снег закончится, или утром, в зависимости от того, что случится раньше.

Я проглатываю аргумент. В данный момент это кажется бесполезным, так как он все равно не послушает.

— Зачем нам уходить? Мне здесь нравится.

На этот раз он смотрит мне в глаза, стиснув челюсть.

— Тебе понравится где-то еще сильнее, особенно если ты увидишь это вживую.

Есть ли смысл с ним спорить? Не то чтобы Кай вдруг передумал и принял мою точку зрения.

Я устраиваюсь в кровати, зная, что у меня есть еще несколько часов, чтобы насладиться этим снежным раем.

13

КАЙ

Снег перестал идти в ранние утренние часы, и я смотрел, как он ослабевает и останавливается. Отчасти мне хотелось, чтобы снег шел и дальше, чтобы Роуз еще немного побыла в этом месте, где она ощутила умиротворение. Конечно, у суки судьбы были другие планы.

Я был одет уже на протяжении часов и страшился момента, когда мне придется разбудить ее и сказать, что мы уходим. В комнате Роуз темно, когда я крадусь внутрь, и что-то сжимается у меня в груди от факта, что в этот раз она не заперла свою дверь. Меня также радует, что Роуз сладко спит, без кошмаров, даже с неожиданным гостем.

Я осторожно трясу ее за плечо, но она лишь перекатывается, стягивая одеяла и открывая мне вид на ее белые кружевные трусики и задравшуюся футболку.

Черт возьми.

Когда я беру себя в руки, борясь с желанием наклониться и оставить солидный укус прямо на ее восхитительном изгибе бедра, я встряхиваю ее вновь.

— Роуз. Просыпайся, тебе нужно проснуться.

Она вскидывает руку, не попадая по моим рукам.

— Уходи. — Ее приглушенный ответ доносится из-под одеяла, которое она сгребла под подбородком.

— Роуз, если ты сейчас не поднимешься, я выброшу тебя на улицу в снег, чтобы убедиться, что ты бодрая и проснувшаяся.

Она открывает один глаз, закрывает его и затем сдвигается вновь, просовывая одеяла между своих бедер, и будь я проклят, если бы не желал, чтобы на месте этих одеял оказалась моя нога или мой член.

— Роуз. — Я сажусь на край кровати и трясу его. — Просыпайся, Роуз. Нам нужно уезжать. Снег уже прекратил идти, и я не верю, что моя сестра еще не выслала штурмовой отряд.

На этот раз она поворачивается ко мне лицом, сверля меня взглядом.

— Зачем ей это делать?

— Моя сестра ― политиканша. Она ни перед чем не остановится, чтобы стать лучшей.

— Откуда тебе знать? Может, она повзрослела.

Я скриплю зубами и стаскиваю одеяла с ее тела. Роуз ищет их, а я бросаю на пол.

— Потому что для моей сестры нечто меньшее, чем совершенство, ― недостаточно. Я усвоил этот урок много лет назад.

Роуз устремляет на меня яркие глаза.

— О, и как же?

Я опускаю руку и беру её за бицепс, чтобы усадить. Светлые волосы Роуз разлетаются вокруг лица, и я сопротивляюсь желанию прижаться к сладкому изгибу ее грудей.

— Я не собираюсь сейчас в это углубляться. Что если мы заключим сделку? Ты поднимаешься, и когда мы вновь окажемся в безопасности, я расскажу тебе о том случае, когда моя сестра сломала мне ногу ради меня.

Она широко распахивает глаза.

— Она что?

— Нет,