прошла с ним до дверей и стоявших за ними стражников. Когда те начали возражать против ухода Мазена, тот постарался встать как можно прямее, несмотря на мучительную боль, и сказал:

– Я пойду к моему отцу, даже если мне придется ползти до его дивана!

Стражники уступили, но настояли на том, чтобы помочь ему пройти по лестнице и коридорам. Где бы Мазен ни появлялся, слуги смотрели на него с изумлением и сбивчиво приветствовали. Никогда еще коридоры не казались ему такими длинными, а солнце – таким ярким. Но наконец они добрались до дверей дивана. Охранявшие их снаружи стражники настороженно уставились на него.

– Сейиди, – сказал один из них. – Диван изменился. Пожалуйста, идите осторожно.

Мазен не понял его, пока не оказался внутри. Он чуть не разучился дышать, увидев перед собой изобилие зелени: мятно-зеленые листья, изумрудные дорожки травы, салатовые лучи света, пробивающиеся сквозь листву. Мазен изумленно взирал на все это, пробираясь через полные жизни кустарники. В окружении жужжащих насекомых и веселого щебета птиц он совершенно не мог думать об этом месте как о диване. Однако потом он заметил плитки пола, покрытые травой, и мозаичные стены, прячущиеся за лозами и деревьями.

Если у него и были сомнения относительно того, что случилось прошлой ночью, то сейчас они полностью исчезли. Вот доказательство того, что в этой зале умерла джинна.

Он медленно пробрался через диван, осторожно перешагивая через корни и кустики. Постепенно лес поредел, и он смог различить людей, сидящих на ковре. Там оказался его отец в непривычно простом бежевом джеллаби и гутре, а рядом с ним – Омар в похожем одеянии и с кинжалами на поясе. Хаким сидел по другую руку от султана и был одет почти полностью в белое – цвет молитвы. А спиной к нему в темно-синих накидках, припорошенных белым, оказалась Полночный Купец.

Отец заметил его первым. Он замолчал на полуфразе, заметно побледнев при виде него.

– Мазен?

Остальные повернулись посмотреть на него – не менее потрясенно. Хаким вскочил первым. Он бросился к Мазену и осторожно прикоснулся к его плечу.

– Ахи, как ты? – Он повел Мазена к сидящим. – Тебе не следовало вставать! Ты…

Хаким замолчал и судорожно сглотнул.

– Чуть не умер? – смех у Мазена получился больше похожим на хрип. – Я и чувствую себя почти умертвием.

– Мазен! – голос султана был мягким. – Что ты здесь делаешь?

– Ты же меня знаешь, йюба. Никогда не умел сидеть и ничего не делать. Как я мог оставаться в своей душной комнате, когда вы все так мило беседуете в этом прекрасном лесу?

Он улыбнулся и попытался поклониться, однако от этого движения все его конечности прострелило болью, так что ему едва удалось не упасть.

– Ради всех богов, сядь! Не кланяйся мне, когда ты ранен, дитя.

Голос отца был напряженным, полным эмоций, которые Мазена изумили. В последний раз его отец так открыто проявлял свои чувства сразу после гибели матери Мазена.

Медленно и неловко Мазен опустился на землю, скрестив ноги.

– Как ты себя чувствуешь? – Седые брови отца хмуро сдвинулись. – Ты еще не успел оправиться. Тебе не следовало быть здесь.

– Я достаточно здоров, чтобы сидеть и слушать ваш разговор. И потом, – тут он повернулся к Полночному Купцу, чье лицо оставалось непроницаемым. Хотя она закрыла его большую часть платком, он узнал ее глаза: они были похожи на притушенный огонь. – Мне нужно было лично поблагодарить тебя, Полночный Купец.

Она чуть наклонила голову. Возможно, принимая его слова.

– Я просто сделала то, что сделал бы любой здоровый житель Мадинны. – Она помолчала, чуть прищурившись. Сначала он подумал, что она узнала его по базару и может упомянуть об их катастрофической первой встрече. От страха у него сжалось сердце, но она сказала только: – Я рада твоему чудесному исцелению.

– Поистине чудесному. – Голос Омара был мягким, но смертельно опасным. Взглянув на брата, Мазен почувствовал необъяснимый страх. Однако Омар смотрел не на него: он смотрел на Полночного Купца. – Но я уверен, что ты уже видела силу крови джиннов, аль-Назари. Ведь ты продала Расулу аль-Джашину фиал с ней, так?

Мазен невольно прижал ладонь к своей ране. Он ощутил жуткую тяжесть в груди при мысли о том, что для заживления его тела использовали кровь теневой джинны.

Полночный Купец фыркнула:

– Расул! Так это он «крыса»?

Султан холодно улыбнулся.

– Даже купца, поклявшегося хранить тайну, можно купить, если предложить достаточно золота. – Он подался вперед, сложив на коленях руки лодочкой. – Так скажи мне, Лули аль-Назари, какова твоя цена?

Мазен резко вдохнул. Даже Омар приподнял бровь от изумления. Щедрость султана не распространилась ни на кого из уже отправленных им за реликвией. Однако все они ушли по своей воле. Ради славы или из страха – Мазен не был уверен в их мотивах.

– Я не продаюсь, – холодно ответила купец.

Мазен поразился ее смелости, а султан остался спокоен.

– Жаль. Я надеялся купить твои услуги.

– А свои торговые переговоры ты всегда начинаешь с угрозы сжечь базар?

Омар громко кашлянул за ладонью, чтобы замаскировать смех. Мазен его веселья не разделял. Он посмотрел на отца, лицо которого стало еще более каменным.

– Да, если имею дело с преступником. – Он чуть поднял подбородок, так что у Мазена создалось впечатление, будто султан, хоть и сидит близко, смотрит на купца сверху вниз. – Иногда бывает необходимо внушить таким людям здоровую порцию страха. Напомнить им, что разрушить их жизнь очень просто.

Наступило холодное молчание. Мазен не замечал, что не дышит, пока купец со вздохом не нарушила тишину.

– Ты хочешь, чтобы я искала реликвию, – сказала она.

– Ты слышала о моей попытке. – Он выгнул бровь. – И что скажешь? Я видел твой мешок с реликвиями и знаю, что у тебя есть какой-то способ их обнаруживать. Большинство путешественников почитают за удачу, если им удается наткнуться на одну реликвию за всю свою жизнь, а ты продаешь их, словно плоды кунжута. Если кто-то и способен отыскать нужную мне, то это ты.

Полночный Купец не ответила, только молча взирала на султана, словно оценивая его. Хотя Лейла держалась столь же гордо, в ней чувствовалась беззаботность. Женщина, которая сейчас сидела перед ним, была словно изваяна из камня.

Наконец она заговорила:

– Вопрос не в том, что я получу от этого предприятия, а в том, что потеряю, если не соглашусь.

Султан улыбнулся. Эта кривая улыбка так напомнила Мазену Омара, что у него сердце сжалось.

– Умная женщина. Ты – жительница Мадинны и будешь исполнять мои приказы или же открыто пойдешь против меня. И тебе известно, что бывает с теми, кто идет против меня.

Атмосфера в диване накалилась.

Султан всегда был склонен к насилию. Он смягчился после женитьбы на матери Мазена, однако все равно оставался тем, кто начал охоту на джиннов после ее смерти, а до ее