— Ты обещала освободить меня, — хмуро напоминает Акраба, вставая между нами и Глэдис. — Сначала сдержи слово.

— Сначала отдай их мне, — шелестит Верховная Ведунья, протягивая Акрабе сморщенные ладони. — Отдай мне своих детей.

Акраба, помедлив пару секунд, все же делает это: кладет ладони в руки ведуньи. Огненная вспышка, и довольная улыбка Глэдис.

— Теперь они мои.

— Как же! — невольно хмыкаю я. Акраба только что передала Глэдис права на Анигая, но не на меня. Потому что со вчерашнего утра я завишу совсем от другого человека — от моего законного мужа, а он дал мне право на свободу.

При воспоминании о мальчишке-альтаирце к душе подступает предательская тоска. Я знаю, это неправильно, но почему-то хочется все бросить и убежать к Эвану. Так! Стоп! Надо держать себя в руках! Это просто нервы! Но мне и правда будет сильно недоставать его.

— Теперь ты! — настойчиво напоминает Акраба. — Верни мою свободу, чтобы я наконец-то смогла уйти из проклятого Катара. Верни мне меня!

— Будь по-твоему, Таисья! Надеюсь, ты знаешь, чего просишь, — шелестит старуха, проводя рукой по воздуху.

Тут же в нескольких метрах от нас возникает зеркальная стена. Это и есть силовой купол Катара, догадываюсь я. Обычно он невидимый. Это одна из причин, почему катарцы боятся заходить далеко в лес, чтобы ненароком не наткнуться на силовое поле и не быть сожженным заживо. Кстати, я и не подозревала, что мы подошли так близко к краю поселения! На всякий случай мы с Анигаем пятимся подальше от опасной для жизни зеркальной поверхности. Запоздало вспоминаю, что мне теперь купол нипочем. Я замужем за свободным человеком, а значит, могу спокойно преодолевать зеркальный барьер. Но проверять почему-то не хочется. Вдруг что-то пойдет не так? Зачем лишний раз рисковать? Да и не хочу я афишировать свой новый статус перед матерью и Глэдис. Пусть лучше он до поры до времени останется тайной.

— Верни мне меня, Глэдис. — Голос Акрабы отвлекает меня от размышлений.

Старуха усмехается, а затем… С отражением Акрабы в зеркальном куполе начинает происходить нечто странное. Оно меняется прямо на наших глазах, но самое поразительное — вместе с отражением меняется и тело самой Акрабы.

Я не могу оторвать глаз. Какое-то волшебство! Грязные, коротко стриженные, засаленные волосы нашей беспутной мамаши внезапно выпрямляются и спадают ниже пояса густой, черной как смоль волной. С тела Акрабы исчезает въевшаяся за годы жизни в Катаре грязь. Если бы я не видела собственными глазами, никогда бы не поверила, что у моей матери такая белоснежная кожа. Но главное… Акраба поднимает правую руку и, безудержно смеясь от счастья, любуется новой ладонью, которая появилась вместо привычной культяпки. И лицо… Это нечто невероятное! Я смотрю, затаив дыхание. С лица матери исчезают все ожоги и шрамы. Они испаряются вместе со старой, грязной, вонючей одеждой. Несколько мгновений, и… перед нами уже стоит безудержно красивая, в длинном алом платье, шитом золотом, с шикарными распущенными волосами, молодая и прекрасная… Нет… Не Акраба.

Таисья. Шатера Руара.

Акраба не соврала. Она действительно была одной из них.

Я смотрю на почти незнакомую мне красавицу и только сейчас понимаю, что мама совсем молодая — ей от силы лет тридцать. Осознание этого вводит меня в ступор. А я-то всегда считала мать почти старухой.

Единственное, что сохранилось в прекрасной шатере от нашей беспутной мамаши, так это, пожалуй, поведение. Акраба, словно сумасшедшая, бегает возле зеркальной стены, истерично смеется, не может налюбоваться на себя.

— Я вернулась, Глэдис! Я вернулась! — бросает на ведунью вопросительный взгляд. — Я могу?..

— Да, — кивает старуха.

Акраба нерешительно протягивает правую руку к зеркальной поверхности. Она ожидает, что силовое поле обожжет ее, но рука спокойно проходит через зеркало.

— Я свободна! Свободна! — визжит от счастья Акраба, ныряя через стену купола.

Мгновение, и зеркальная поверхность исчезает. Нет, силовое поле купола остается, просто оно снова становится невидимым. Иллюзия заканчивается. Вновь в свои права вступает реальная жизнь. И в ней, увы, нет места волшебству. При виде Акрабы, валяющейся на снегу, у меня невольно сжимается сердце. Как же все-таки страшно, когда мечта была так близка, а ты… Невольно делаю шаг по направлению к матери, но Анигай предусмотрительно останавливает меня.

— Не стоит…

Обескураженная Акраба с трудом поднимается из сугроба. Растерянно смотрит на культяпку руки, старую грязную одежду, засаленные волосы. Проводит единственной ладонью по уродливым шрамам лица. Таисья вновь превратилась в ту, кто она есть на самом деле.

— Глэдис! Сволочь! Ты же обещала! — Словно обезумев, мать бросается к старухе, но ударяется о невидимую преграду, вновь отлетает в сугроб.

Хорошо еще, что с той стороны купол просто не пропускает людей, не причиняя физического вреда.

— Ты не сдержала слова! Значит, договор расторгнут! Я не отдам тебе своих детей!

— Ты неправа, Таисья. Я выполнила условия нашего договора, — как ни в чем не бывало отзывается ведунья. — Ты хотела свободу? Ты ее получила. Можешь идти на все четыре стороны.

— Разве это свобода?! — вопит как резаная Акраба. — Я изуродована! Нищая! Больная! Кому я такая нужна? Куда я пойду?!

— Раньше надо было думать, Таисья. Раньше. Но ты всегда сначала делаешь, а лишь потом думаешь. И в этом твоя беда.

Глэдис останавливается возле нас с Анигаем.

— Ну что, дети? Пора отправляться в Руар. Надеюсь, вы еще не передумали?

Надо же! Голос Глэдис прямо-таки пропитан добротой.

— Нет, — эхом отзываемся мы.

— Тогда следуйте за мной.

Верховная Ведунья идет впереди нас, направляясь прямо к не на шутку разгоревшемуся костру. Мы с братом, толком не понимая, что происходит, послушно следуем за ней. Изуродованная Акраба бьется в истерике, идет параллельно с нами вдоль купола. Я стараюсь не смотреть на нее. И так страшно. Но не смотреть не получается.

— Адамаск! Не верьте ей! — истошно орет мать. — Руар не даст вам свободы! Это такая же тюрьма, как Катар! Только с позолотой! И платить за ту позолоту придется тройную цену. Не верьте ей! Не ходите! Бегите! Спасайтесь! Посмотрите на меня! Вот что со мной сделал Руар! Он сделает с вами то же самое!

— Это сделал не Руар. — Глэдис останавливается в метре от пламени, оборачивается к уже исступленно рыдающей Акрабе. — Это сделала ты сама, Таисья. Это был твой выбор, шатера. И ты за него заплатила. Все по справедливости. Ты прекрасно знала, на что шла.

Мать замолкает. Видимо, в словах старухи есть доля правды. Теперь Акраба уже просто тихо скулит на краю купола, рассматривает грязную культяпку руки и жалеет себя, напрочь забыв о нас — своих детях.

Глэдис переводит уставший взгляд на нас с братом.