словами. Я был готов наброситься на случайного прохожего и позволить Музе вонзить ему в лицо клыки, содрать с него кожу живьем и смеяться до одури, пока кровь с лоскутов заливает лицо.

Я хочу убивать! (Я хочу убиватьубиватьубивать!)

— И я тоже, — добавила Муза устало. — Сил нет терпеть, малыш. Я как свиноматка во время случки, совсем плохо.

Дрогнул телефон в кармане.

— Это жертва. Должна быть жертва! — изнывала Муза в конвульсиях.

— Нет, это… Асура, — покачал я головой, а после поднял глаза на свою спутницу.

Её взгляд мне не понравился.

— Чего она хочет? — протянула она.

— Встретиться. Поговорить, — также медленно ответил я.

Муза неопределенно покачала головой. Она смотрела на меня как на такояки: вроде бы мерзко, но жрать-то хочется.

— Я… не знаю… — неожиданно протянула она.

Её голос, обычно яркий и уверенный, сейчас звучал как-то сонно и неопределенно. Я сделал пару шагов, оставив её за спиной, но прислушиваясь.

— Возможно…. Возможно, нам не следует в таком состоянии…

— Да, пожалуй…– согласился я, тяжело вздыхая. — Ты права, если пойдем, я могу не сдержаться.

— Я изнасилую её и убью, — услышал я серьезный мужской голос за спиной. Перемена была столь разительна, что я невольно вздрогнул и резко обернулся. Аоки смотрел на меня исподлобья, нервно почесывая шею. — И мне наплевать, что ты скажешь. Я хочу её.

— Ты какого хрена вылез? — хлопнул я себя по лбу. — Только тебя урода, мне не хватало!

— Удочка, парень. Удочка, — скромно улыбнулся он. — Пора ловить!

— Во-первых, — тебя не существует, во-вторых…

— Расскажешь, что меня не существует, её грязному трупу! — засмеялся он. — Веди меня к ней, сейчас же!

На мгновение я представил обнаженную Асуру в ванной, и как лезвие опускается от предплечья, рисуя на её руке последнюю татуировку. В животе потянуло желание, я нервно нащупал сигареты и стиснул фильтр зубами. Аоки стал рядом и поднес зажигалку, в её пламени я видел его блестящие злобой глаза.

— Синдзимаэ, — пожелал я ему.

— Ты хочешь этого не меньше моего, иначе я бы не сменил твою спутницу, — произнес он вкрадчиво. — Так чего ты мнешься? Признайся себе, кем стал.

— Я никогда не насиловал жертв, больной ты ублюдок, — сплюнул я.

Он забрался на мусорный бачок с ногами, не жалея мокнущий костюм, и подставил лицо дождю.

— Ты не думал раньше, что в этом мире ты паразит? — сказал он. — Превращаешься в своего врага, поглощаешь его? Не замечал тенденции?

— Я уже это слышал, неинтересно.

— Ну так пора признать очевидное. Ты многого не делал с жертвами раньше. Ты соблюдал Правило, чертил свой знак, был осторожен, — куда это все подевалось? Ты больше не ты, — теперь ты наполовину пришибленный Икари. И желания у тебя соответствующие. Ты не сможешь бороться с ними вечно.

— Как-то справлялся раньше, и сейчас справлюсь, — насупился я.

— Черт, парень, что тебя останавливает⁈ Я чувствую твое внутреннее жжение, желание её полюбить по-настоящему! Ты сможешь почувствовать это, лишь дай мне сделать все по-своему.

Полюбить по-настоящему…

Как я полюбил Тао тогда.

Перед глазами всплыл образ Асуры, изо рта толчками вырывается кровавая масса, глаза угасают, она смотрит на меня так, как раньше не смотрела. И я чувствую… Чувствую любовь…

— Поиграем с ней… — давил Аоки. — Освежуем. Полакомимся. Вся ночь впереди. Сделаем из неё решето, а потом скинем в залив. Никто не узнает, и твое существование вернется в норму, все будет хорошо.

Ну тут он перегнул. Если я позволю подобным желаниям взять верх, я ступлю на скользкую дорожку, с которой уже никак не свернуть. Монстр мутирует в отвратительное нечто без узнаваемых черт и личности. Нет…

— Нет! — заорал я и с размаху зарядил ему в челюсть.

От удара он свалился с мусорки в лужу и сел, недовольно потирая лицо.

— Вот ты как… — сказал он злобно, сплевывая кровь. — Сам меня создал, вызвал, а теперь отказываешься меня признавать⁈ Хорошо! А ты подумал, что произойдет, когда тебя накроют Серые Дни? Что я сделаю с ней? Как я оторвусь?!!!

— Ты мне не нужен, — стараясь сохранять спокойствие, произнес я.

— А Муза нужна? — хихикнул он. — После того как я закончу с Асурой, я отдам бразды ей, и она займется мелким выродком Дате. Ты ведь это и так знаешь. Ты полный псих, парень, конченый псих!

Преследуемый его смехом я вырвался из проулка и смешался с толпой людей. Здесь я не позволю себе лишнего. Я обязан держать себя в руках.

— Если ты её не возьмешь, её возьмет кто-то другой! — кричал безумец мне вслед. — Запомни мои слова!

Я буквально ощущал, как теряю контроль. Голоса в голове смешивались, пение превращалось в заевшую пластинку, лица случайных прохожих казались мне каменными масками древних богов.

Контроль. Мне нужен контроль.

Я нырнул в открытую дверь жилого дома, взбежал по старым ступеням на самый верх. Вход на крышу был свободен. Здесь жильцы обустроили детскую площадку, постелили искусственный газон и поставили игрушечные футбольные ворота. В квартале свободного места не было, вот местные и выживали как могли.

Здесь было тихо и пусто, я был один.

Я сел на самом краю крыши, поджал ноги под себя и положил руки на колени. Надеюсь, медитация сможет утихомирить мой гнев.

Улица внизу двигалась бесконечным количеством зонтов, город мерцал у меня на ладони, омываемый ливнем. Кто ещё, помимо меня, сейчас сидит вот так на крыше и созерцает эту красоту…

Сердечный ритм медленно успокаивал свой бег. Дыхание стало размеренным и спокойным. Я больше не чувствовал холодные прикосновения дождя, только слышал его успокаивающий шум. Все затихло, замерло, зависло. Даже татуировка перестала зудеть.

Я лишь надеюсь, что проснувшись не увижу трупов. Было бы неприятно все пропустить.

Почему? Почему это происходит со мной каждый раз?

Вновь и вновь я мечтаю убить тех, кто мне полезен, с кем я смог наладить контакт и каким-то образом сблизился? Что это за проклятье такое⁈

— Проблема социализации, — ответила Муза, присев рядом. — Это не проклятье, а инстинкт. Такой же, как тот, что побуждает нас убивать. Ты не можешь быть рядом с другими людьми. Для нас это физиологически неудобоваримо.

(И как она это выговорила?