Дарья подошла к Максиму вплотную, прижалась щекой к его плечу. Максим обнял ее левой рукой.

— Интересно, — прошептала Даша, — долго он еще будет разбираться в этих летописях?

— Долго, — уверенно произнес Макс. — Маркулий — маг так себе. Это сразу видно. Говорил я Данихнову, что к другому идти надо. Или мне бы блокнот отдал — проще было бы...

— А тебе-то зачем? — улыбнулась Даша и потерлась щекой о куртку Макса. — Ты что-нибудь в заклинаниях понимаешь?

— Кое-что понимаю, — уклончиво ответил Макс. — Слушай, Даша! — Макс склонился к ней. — Можно ли будет мне разок увидеть блокнот? Мне только один раз нужно его прочитать. Ты же сейчас дежурить будешь, да? Давай, ты у него блокнот ненадолго попроси, а потом вернем, а?

— Да на фиг он тебе сдался?! — удивилась Даша. — Там, наверное, ничего и не понять...

— Мне нужно кое-что... — задумчиво пробормотал Макс. — Вот, смотри!..

Макс развернул Дашу лицом к стене и показал на надписи, изукрасившие серую бетонную поверхность.

— Что это? — равнодушно спросила Даша.

— Это тоже имеет отношение к магии, — сказал Макс. — Но не к той магии, к которой мы все привыкли. Это не людская магия. И не гоблинская. Это кое-что покруче. Но здесь не хватает одной мелочи. Которая может оказаться в блокноте. Если бы мне это узнать, если бы я блокнот тот прочел...

— Да ладно тебе! — отмахнулась Даша. — Разве может быть что-то жизненно важное здесь — в подвале, на стене, у всех на виду?!

— Все равно никто не поймет, — возразил Макс.

Он уже говорил с жаром, пытаясь убедить Дашу. Глаза Макса горели, голос звучал нервно.

— Если бы ты знала, Дашка, что это такое! — Макс мечтательно закатил глаза. — Если бы ты только знала!..

— И что же это? — неохотно поинтересовалась Дарья, равнодушно поглядывая на надписи, бывшие для нее невразумительными узорами.

— Это, Дашенька... Это, можно сказать, ключ, — говорил Максим. — И этим ключом можно завести очень интересную игрушку. Ты любишь заводные игрушки? Ну, я имею в виду, в детстве любила?

Даша пожала плечами. Она слышала, что такие были. Но видеть их (и тем более любить) просто не могла. Вот если бы она родилась лет на пятьдесят раньше...

— Это такая игрушка, — голос Макса звучал все более мечтательно, — от которой может стать очень плохо нашим врагам...

— Гоблинам? — спросила Даша.

Макс запнулся. Взгляд его сделался растерянным.

— Что? Гоблинам? Ах да!.. И гоблинам тоже... Конечно, гоблинам... и прочим тварям... Ладно, давай сейчас не будем об этом. — У Макса явно пропало желание говорить на эту тему.

— А она как-нибудь называется? — без особого интереса спросила Даша.

Макс пристально посмотрел на нее, помолчал едва ли не целую минуту, а потом медленно, с расстановкой произнес:

— Ты просто запомни эти слова: Прялка Мокоши. Просто запомни. Ручаюсь, скоро об этом услышат очень и очень многие. А ключ от нее — вот здесь. — Макс осторожно, чтобы не стереть надписи, провел ладонью по стене, вздохнул и продолжил: — Этим можно Прялку запустить или остановить. Дать ей задание или отменить его. Можно даже ее сломать... Хотя неизвестно, будет ли от этого лучше или хуже... Ладно, не будем сейчас об этом!

— Кто-то идет, — насторожилась Даша, отстраняясь от Макса.

Макс прислушался, кивнул и пристально поглядел на Дашу.

— Ты стой пока здесь, — прошептала она, — а я вниз спущусь. Ну их на фиг, сплетников этих...

Макс еще раз кивнул, посмотрел на растворяющуюся в сумраке подвала Дашу и снова уставился на стену с надписями. И в глазах его опять появилось восхищение.

— Макс, что ли?..

— Что ли, — согласился Игнатьев. — А тебе чего здесь надо?

— Ха! — усмехнулся Мошков, спускаясь по лестнице. — Да ничего не надо, так просто. Иду, смотрю — дырка. Я — туда. Опаньки — Макс! Собственной персоной! Как она, жизнь-то? А?

Макс посмотрел на Мошкова сверху вниз. Мошков стоял рядом, всего в полуметре от Игнатьева. И в глазах его отчетливо читался живейший интерес. Только вот непонятно — к чему...

— Чё это такое? — Мошков ткнул пальцем в стену. — Чего-нибудь нужное, что ли?

— Наверное, заклинания этого мага, — пожал плечами Макс. — Не знаю. А тебе зачем?

— Да вот смотрю, — сказал Мошков, — что ты все на эти закорючки пялишься... Думаю, вдруг что-нибудь нужное, что-нибудь важное. А кто-нибудь возьмет и типа сотрет это все на фиг! Ну, дурак какой-нибудь вроде меня... Обидно же!..

Максим дернулся, словно от удара. Мошков заметил это, и лицо его расплылось в довольной усмешке.

— Надо бы переписать это все, — деловито предложил Мошков. — А то мало ли чего. Верно, Макс?

— Чувствую, Прыжок, будут с тобой еще проблемы, — медленно произнес Максим. — Ох будут!..

— У кого это, интересно? — с деланым любопытством спросил Мошков. — У группы нашей или у тебя лично? Если ты за свою задницу беспокоишься, могу тебя уверить: проблемы у нее обязательно будут. Не такая у тебя задница, Макс, чтобы я ей проблемы не доставлял. А если о группе переживаешь, то...

— Прыжок! Макс!..

Мошков замолк на полуслове. Оба они — и Игнатьев, и Мошков — вздрогнули от этого неожиданного окрика, донесшегося из темноты подвала. Даже Игнатьев в первый момент не понял, кто это кричит.

— Чего вам тут надо? Чего вы тут собрались? Другого места нет? — Дарья стояла в самом низу лестницы, лицо ее попадало в узкую полоску ленивого дневного света, перечеркивающую лоб девушки на манер повязки. И даже отсюда, с лестницы, можно было легко разглядеть, какие у Дарьи злые глаза. Взгляд ее метался от Мошкова к Игнатьеву и остановился на последнем.

— Максим! Твоя смена кончилась? — поинтересовалась Дарья ледяным голосом. — Тогда — свободен!

Макс недоуменно посмотрел на Дарью, потом на Мошкова, пожал плечами и направился вверх по лестнице. Мошков же остался на месте, с любопытством разглядывая поднимающуюся к нему снизу Дарью.

— Ты!..

— Только тронь, — улыбаясь, предупредил Мошков. — Пристрелю.

— Слушай, хватит, а? — неожиданно уставшим голосом произнесла Дарья. — Пожалуйста! Хватит!..

— А?! — Мошков опешил.

— Толик, я тебя очень прошу, не надо так больше. Ладно?..

Мошков оторопело смотрел на Дарью.

Голос у нее сделался вдруг очень тихим, добрым и одновременно слегка тоскливым. Словно она не с Мошковым говорила, а с большой, глупой и непослушной собакой. Которая вечно творит то, что не надо. И которой непременно необходимо объяснить, что можно делать, а чего нельзя. И совершенно нет никакой уверенности в том, что собака эта хоть что-нибудь поймет... А если вдруг и поймет, то наверняка не послушает...