попытка покинуть затронутый эпидемией район в надежде избежать заражения. Во время эпидемии SARS запреты на путешествия и другие меры контроля ограничили эту возможность. Если бы зараженные люди активно перемещались – и не были бы выявлены и изолированы органами здравоохранения, – вирус достиг бы других регионов[153]. Попытки бегства порой наблюдаются и в финансовом мире. Опасаясь краха, инвесторы пытаются сократить потери и распродают активы, что ведет к дальнейшему падению цен.

Иной вариант поведения – прятаться, избегая ситуаций, которые могут привести к контакту с инфекцией. Если происходит вспышка болезни, люди начинают чаще мыть руки и сокращают социальную активность. Во время финансового кризиса банки придерживают деньги, не рискуя выдавать кредиты населению, бизнесу и другим институтам. Однако Холдейн указывал на существенную разницу между такой реакцией при эпидемии болезни и при финансовом кризисе. В первом случае стратегия «спрятаться» обычно помогает ограничить распространение болезни, хотя и приводит к финансовым потерям. Но удержание денег в банках во время спада может усугубить проблемы, как это произошло с кредитным обвалом, который ударил по экономике в преддверии кризиса 2008 года.

Термин «кредитный обвал» часто появлялся на первых полосах газет в 2007–2008 годах, но экономисты пользуются им с 1966 года. Тем летом американские банки внезапно прекратили выдавать ссуды. В предыдущие годы спрос на них был высоким, и банки делали кредит все более доступным, чтобы поддержать эту тенденцию. В конце концов у банков закончились деньги, полученные от вкладчиков, и кредитование приостановилось. Банки не стали требовать большие проценты – они просто перестали выдавать ссуды. Ограничения кредитования случались и раньше; в 1950-х годах в США отмечалось несколько случаев сжатия кредита – хотя некоторые экономисты считали «сжатие» слишком мягким определением для внезапного удара, обрушившегося на экономику в 1966 году. «Обвал – это нечто другое, – писал в то время экономист Сидни Хомер. – Он болезненный по определению и даже может переломать кости»[154].

Кризис 2008 года был не первым случаем, натолкнувшим Энди Холдейна на мысль о заражении в финансовых системах[155]. «Помню, еще в 2004–2005 годах я составлял записку о том, что из-за такого рода инфекций мы вошли в эпоху “суперсистемного риска”». В той записке указывалось, что финансовая сеть в одних ситуациях может быть устойчивой, а в других оказаться чрезвычайно хрупкой. Эта идея хорошо знакома экологам: структура сети может обеспечить ее устойчивость к небольшим шокам, но при сильном потрясении та же структура сделает сеть уязвимой перед угрозой коллапса. Представьте себе рабочий коллектив. Если большинство людей успешно справляются с обязанностями, более слабым работникам ошибки сойдут с рук, поскольку у них есть связи с эффективными сотрудниками. Но если весь коллектив оказывается в трудной ситуации, те же самые связи будут тянуть эффективных сотрудников вниз. «Суть в том, что такая интеграция действительно снижает вероятность небольших кризисов, но повышает вероятность масштабного краха», – полагает Холдейн.

Идея была пророческой, но не получила широкого признания. «К сожалению, ту записку положили под сукно, – вспоминал Холдейн. – Пока не случился кризис». Почему же его мысль не нашла понимания? «В то время было трудно заметить признаки системного риска. Казалось, в мире финансов все спокойно». Ситуация изменилась осенью 2008 года. После краха Lehman Brothers люди в банковской отрасли начали мыслить категориями эпидемии. По словам Холдейна, это был единственный способ осмыслить произошедшее. «Не прибегая к понятию заражения, невозможно объяснить, почему история с Lehman Brothers обрушила финансовую систему».

Если перечислить особенности сети, которые могут ускорить заражение, то выяснится, что всеми этими особенностями обладала банковская система, существовавшая до 2008 года. Начнем со связей между банками. Эти связи не были распределены равномерно: в сети доминировало небольшое число организаций, что создавало огромный потенциал для суперраспространения. В 2006 году исследователи, сотрудничавшие с Федеральным резервным банком Нью-Йорка, проанализировали структуру платежной сети Федеральной резервной системы. Изучив переводы на общую сумму 1,3 триллиона долларов США между несколькими тысячами американских банков за один из обычных дней, они обнаружили, что 75 % платежей проходили всего через 66 учреждений[156].

Вариативность связей была не единственной проблемой. Важно и то, как эти крупные банки были встроены в сеть. В 1989 году эпидемиолог Сунетра Гупта провела исследование, показавшее, что динамика инфекций зависит от типа сети: ассортативная она или дисассортативная. В ассортативной сети люди с большим числом связей контактируют в основном с другими людьми с большим числом связей. По таким кластерам с высоким уровнем риска эпидемия распространяется быстро, но ей трудно добраться до других фрагментов сети с меньшим числом связей. В дисассортативной сети люди с высоким уровнем риска контактируют в основном с людьми с низким уровнем риска. В этом случае на первом этапе инфекция распространяется медленнее, но в целом эпидемия оказывается более масштабной[157].

Разумеется, банковская сеть оказалась дисассортативной. Таким образом, крупный банк, такой как Lehman Brothers, мог способствовать широкому распространению заражения; в момент краха у Lehman Brothers насчитывалось более миллиона контрагентов[158]. «Он был опутан этой сетью задолженностей – в деньгах и деривативах, – и ни у кого не было ни малейшего представления о том, кто чем владеет», – рассказывал Холдейн. Ситуацию осложняло наличие многочисленных, зачастую скрытых петель в более широкой сети, что создавало множество путей передачи заражения от Lehman Brothers другим компаниям и рынкам. Более того, эти пути могли быть очень короткими. В 1990-х и 2000-х годах международная финансовая сеть превратилась в очень тесный мир. В 2008 году каждая страна находилась в одном или двух шагах от финансового кризиса, уже начавшегося в другой стране[159].

Схемы ассортативной и дисассортативной сетей

На основе Hao et al., 2011

В феврале 2009 года инвестор Уоррен Баффетт в своем ежегодном послании акционерам предупредил о «пугающей паутине взаимозависимости» между крупными банками[160]. «Участники, стремящиеся избежать неприятностей, сталкиваются с той же проблемой, что и человек, который пытается уберечься от венерической болезни, – писал он. – Проблема не в том, с кем вы спите, а в том, с кем спят они». Баффетт указал, что структура сети не только подвергает опасности институты, проявляющие осторожность, но и поощряет ненадлежащее поведение. Если правительству придется вмешаться и помочь банкам во время кризиса, то первыми в списке окажутся те, кто может заразить многих других. «Если продолжить нашу метафору, беспорядочные связи выгодны крупным торговцам деривативами, поскольку в случае неприятностей они гарантируют помощь правительства», – заключил Баффетт.

Учитывая явную уязвимость финансовой сети, центральным банкам и регуляторам следовало бы глубже осмыслить