Пока Славка и проектанты были на совещании, Маэстро не мог успокоиться. Он влез на высокий помост из тонких металлических трубок, с площадкой наверху, похожий на сооружение киношников, с которых они снимают массовые сцены: парад или встречи космонавтов. Он придирчиво осмотрел выход из сопел, как бы мысленно представляя себе вылетающие из них частички газа, и думал, что все-таки следовало бы сделать площадку под сопла. Он потянул полиэтиленовую пленку, прикрывающую сверху объект, и она вдруг поползла. Он ничего уже сделать не мог. Пленка, закрывавшая объект сверху, с шорохом упала на пол. Маэстро похолодел, и вдруг услышал крик:

– Слазь, кому говорят, слазь сейчас же.

Рядом с руководителем сборки в белом халате, спокойно стоявшим рядом с испытательным пультом, замер Лосев с перекошенным лицом. Маэстро медленно слез по ступенькам, и сердце его колотилось, проваливаясь. Он подошел к Лосеву и медленно в такт ударам спросил:

– В чём дело?

– Покиньте сборочную площадку, – не в силах сдержать себя произнёс Лосев, и, видимо, это вежливое обращение стоило ему немалых сил.

– Площадки под сопла придётся переделать, – спокойно сказал Маэстро, но Лосев не обратил внимания на его слова.

Руководитель сборки махнул рукой, и сборщики с двух сторон накрыли станцию полиэтиленом, хотя, если разобраться, это было не так важно: накрывать или не накрывать. Куда важней, например, были площадки под сопла.

Площадки под сопла всё-таки переделали, хотя даже спокойный руководитель сборки пошел красными пятнами, когда после оперативки эту переделку вписали в журнал замечаний, и тот же Лосев потребовал её срочного исполнения.

Что же это? Вместо обычно-привычного «давай-давай» Главный начал тормозить. Но отчего? Должно быть объект действительно отдают и нужен зачётный пуск без сучка и задоринки. И не опасно ли выпускать теперь с полётным заданием неуправляемого теоретика?

«Ты что, его смерти хочешь?» – спрашивал Славка. И правда, теперь являться к Главному – смертельный номер, когда замирает музыка и слышится барабанная дробь. «Вы кто, баллистик? – спросит Главный, – Ах, нет. Тогда какого черта?» Но если пусков больше не будет, нужно идти на всё. Кому мы отдадим межпланетное своё дитя? Как дочь свою, дерзкому грязнуле, с копною нечесаных волос. Она уже отдаляется от тебя: «Ты просто отстал, папуля». Да, все правы, но правды – разные, а изделие одноразовое, и больше его у нас не будет, и всё.

Ночью Маэстро поплёлся в МИК. Там шли последние заключительные операции. В МИКе ему теперь делать было нечего, но влекло чувство сопричастности. В зале МИКа он пристроился за свободным пультом, достал блокнот с расчётом упругости. «А хорошо бы было проверить, провести эксперимент, повесить на кране и качнуть». Но за неимением лучшего…

Получалось несложно: в прежнем система была устойчива, а отклонения невелики. Но требовалась осторожность, ведь всё ставилось под сомнение.

– Вы что делаете здесь?

О чем это? Приходить в МИК при завершении работ стало традицией. Сегодня и в завтрашнюю ночь последние операции и приходили попрощаться. Возможно, не так следует по правилам, но правил никто не соблюдал.

– Ухожу. Только зайду в лабораторию.

Они ушли из МИКа глубокой ночью, и Маэстро спросил:

– Слав, а крышку можно на память взять?

Прибор астроориентации отправлялся в полёт без красной крышки. (Чтобы не забыть, всё снимаемое окрашивается в красный цвет) и крышка, похожая на каску, оставалась на Земле. В шкафу их лаборатории лежало несколько крышек. Но как их вынести?

– Наденем и выйдем.

Крышки были яркими, алыми и как раз по голове. Они прошли проходную, и дежурный не заметил, но за проходной наткнулись на Главного. И тот холодно спросил:

– Это что за маскарад?

И велел ведущему записать фамилии.

Свои расчёты Маэстро решил доложить на госкомиссии. Там все вынуждены выступать, и он доложит. Он и Славку просил:

– Не забудь меня включить на госкомиссию. Не забудешь, Слав?

– Включим, – отбивался Славка, – включим. Ты, надеюсь, посчитал уже снос.

– Посчитал.

– Тогда нельзя не включить.

– Опять шуточки, – сердился Маэстро. Ему нужно было знать определенно.

А Славке хотелось поставленной точки, последних торжественных слов. Точно без них в их полигонной симфонии отсутствовал заключительный аккорд.

Перед Госкомиссией в МИКе появился Главный. Он бывал в МИКе теперь много раз.

Он уселся за маленький столик, за которым обычно дежурил пожарный расчет. Сидел молча, задумавшись, и никто не осмеливался подойти. Вокруг него всегда существовала дистанция, которую не осмеливались нарушать без нужды. Испытатели, чувствуя на себе его взгляд, работали сосредоточенней.

Молчание Главного было условным. Оно могло закончиться в тот самый момент, как только острый его глаз заметит любую оплошность. Причем, неважно, касалась ли она штепсельных разъемов или умения держать отвертку или гаечный ключ.

Испытатели, обычно не замечавшие, кто у них за спиной, работали идеально четко, а начальник участка сборки и ведущий инженер были наготове, ожидая вопросов и решений, которые могли последовать каждый миг.

Площадка с тесёмочным ограждением напоминала теперь киносъемочную. С утра это сходство дополняли юпитеры, расставленные киношниками. Но Главный приказал их убрать: они мешали на площадке, и теперь киносъемочное оборудование стояло около носителя, в стороне. Станция, когда убрали технологические провода, стала похожа на снежную бабу в шутовском колпаке. Грудь ее была заляпана красным – крышками оптических датчиков, да вместо рук с метлой растопырила она лопасти солнечных батарей.

Маэстро сидел за пультами так, что Главный не видел его. Забрался он сюда, разыскивая инструкцию, и теперь, чтобы выбраться по лабиринту, среди окружающих станцию пультов, ему нужно было пройти мимо Главного. Он не был ни сборщиком, ни испытателем, ни телеметристом, которые, как паук паутину, тянули полупрозрачные ленты из своих пультов, и на сборочно-испытательной площадке, если смотреть формально, делать ему было нечего.

Маэстро сидел за станцией, на воображаемой линии, соединяющей Главного, станцию и его. Он уже прочел инструкцию, которую взял в зал один из испытателей, и думал: как бы ему выбраться, чтобы занять место в конференц-зале? Мимо Главного идти не хотелось. Хватит того, что засветились нынче с крышками-касками.

В конференц-зал он заходил накануне. Зал был невелик, выкрашен под потолок в зеленый цвет, на стенах его висели портреты Ленина и Маркса. Он обошел тогда длинный стол с зеленой скатертью, вытягивающийся во всю длину зала, поднялся на трибуну и с её высоты посмотрел «глазами выступающих», начертил и стер меловые линии на тонконогой грифельной доске. Он представил себе этот зал полным и всё деловое и праздничное представление, венчающее работу в МИКе и предваряющее старт.