Криспин перебил ее.

— Он не мог смириться с тем, что люди узнают, кто он на самом деле. Это разрушало его мнимую святость. Он просто не мог с этим смириться, вот и покончил с собой.

— Да, — согласилась тетушка Софи. — Будет расследование, и вынесут вердикт о самоубийстве, а так оно и есть на самом деле. Но мы с мистером Сент-Обином решили, что самым мудрым будет ничего не говорить о случившемся в лесу ради всех, кого это касается. Ты споткнулась о камень и повредила себе колено. Мистер Дориан тоже упал. Никому не говори о том, что ты встретилась с ним в лесу. Я ненавижу вранье, но в некоторых случаях оно необходимо!

— Тогда, — уверенно произнес Криспин, — решено!

Ему, кажется, не терпелось уйти. Он повернулся ко мне:

— Теперь с тобой все будет в порядке. Не надо бояться. Он уже не причинит тебе никаких неприятностей!

Он кивнул мне на прощание, и тетушка Софи проводила его вниз.

Я лежала и слушала стук копыт удаляющегося коня.

Расследование длилось недолго; был вынесен вердикт: самоубийство на почве потери душевного равновесия.

Я убедилась, что тетушка Софи и Криспин приняли совершенно правильное решение.

Для миссис Дориан и Рэчел был бы невыносимым узнать правду, да и для меня тоже так было лучше.

Меня интересовало, что делается сейчас в Бэлл-Хаусе.

Я не могла представить его без подавляющего присутствия мистера Дориана. Теперь там, наверное, была совсем другая атмосфера.

К миссис Дориан приехала погостить кузина, и тетушка Софи предложила Рэчел переехать пожить к нам, пока все не уляжется.

Она решила поставить кровать для Рэчел в моей спальне, чтобы подготовить нас к жизни в школе.

— Там вы будете спать в одном дортуаре с другими девочками, — сказала она.

Рэчел согласилась с радостью. После смерти мистера Дориана она очень изменилась: в ней не было больше страха!

Мы часто допоздна болтали вечерами, лежа в своих кроватях. У нас обеих были страшные воспоминания, связанные с ее дядей, и вначале мы избегали касаться этой темы в своих беседах; кроме того, я хорошо помнила, что меня предупреждали не болтать о случившемся, но забыть этого я не могла,

Однажды вечером Рэчел призналась мне. j

— Фредди… по-моему, я очень нехорошая!

— Почему?

— Я рада, что он умер.

— Ну, он же сам это сделал!

— Я думала, он был так уверен во всем!

— Подозреваю, что не был. Тогда он должен был бы подозревать, что совсем не так добр, как ему самому казалось.

— Ты так думаешь?

— Да. Но радоваться — не значит быть нехорошей. Я тоже рада.

Мы обе сознавали, что по счастливой случайности избежали угрожавшей нам опасности. В сентябре мы все трое уехали учиться в школу, как и было запланировано.

Лучшего для меня и Рэчел, чем полная перемена обстановки, не могло и быть. Началась новая жизнь, и прошлое, полное ужаса, медленно отступало в тень забвения. Мы поддерживали друг друга, а Тамарикс держалась довольно холодно и отчужденно; в этом она походила на своего брата, считала я. Рэчел все еще выглядела потерянной и затравленной, я ее понимала. Мы все трое дружили, жили в одном дортуаре, учились в одном классе. Я была уверена, что постепенно я и Рэчел избавимся от кошмара, который так легко для нас обеих мог стать реальностью.

В мой первый школьный год умерла мама. На несколько дней в середине семестра я уехала из школы, чтобы присутствовать на ее похоронах.

Тетушка Софи сказала:

— Это к лучшему. Она никогда бы не поправилась, и жизнь не принесла бы ей радости.

Я осведомилась, будет ли на похоронах мой отец. Она отрицательно покачала головой.

— О нет. Он далеко, да и развод на всем поставил точку. Когда такие люди хотят расстаться, они расстаются навсегда.

— Вы сообщили ему?

— Да, — ответила она, и лицо ее стало печальным, как в тот день, когда я застала ее за письмом к нему.

Я пролила несколько слезинок, когда комья земли ударились о крышку гроба, и подумала о том, как же несчастлива она была, тратя силы на стремление к тому, чего не могла иметь. Несколько человек после похорон пришли к нам, и мы угостили их вином и сэндвичами. Наконец, мы остались вдвоем.

— Ну вот, — произнесла тетушка Софи, — теперь ты полностью моя!

Я очень обрадовалась ее словам.

Потом я вернулась в школу, и жизнь потекла как обычно. Когда мы приехали домой на каникулы, я посетила сестер Лейн. Флора не изменилась: она так же сидела в саду с кyклoй в коляске. Остался прежним и коттедж с тутовым кустом и картинкой с семью сороками. Флоре, видимо, не приходило в голову, что ребенок должен бы подрасти. Кукла оставалась для нее младенцем Криспином.

А вот Бэлл-Хаус изменился. Я посетила Рэчел и сначала подумала, что перемена атмосферы в доме связана с тем, что теперь там не было мистера Дориана, которого следовало опасаться. Сейчас все обстояло иначе. На окнах висели светлые цветастые занавески. В холле стояли цветы. Но больше всего изменилась миссис Дориан. Волосы ее были высоко подняты с помощью испанского гребня; одета она была в яркое платье с довольно глубоким декольте; на шее красовалось жемчужное ожерелье. Она была еще одним человеком, не горевавшем о мистере Дориане.

Да, будучи вроде бы добрым человеком, он стольких людей сделал несчастными!

Я уже не боялась Бэлл-Хауса, но вид конюшни все еще приводил меня в трепет.

Итак, Харперз-Грин вновь вернулся к своей обычной жизни. Теперь я была сиротой, или, во всяком случае, наполовину сиротой. Моя мама умерла, но в последнее время она была так далека от меня, что, потеряв ее, я не испытывала большого горя: мне посчастливилось обрести тетушку Софи.

Я вернулась в школу, где имели вес другие ценности: зачислена ли я в хоккейную команду и что сегодня на обед!

Словом, пошла обычная школьная жизнь с ее победами и огорчениями.

Так прошли два года. В наступающем мае мне должно было исполниться шестнадцать лет. Тетушка Софи как-то сказала:

— Полагаю, через год или около того ты закончишь школу. Я думаю, что же мы тогда будем с тобой делать? Тебе надо будет начинать появляться на людях. Когда я была в этом возрасте, это обычно называли «выходом в свет». Думаю, что для Тамарикс будут устраивать балы, а вот что касается Рэчел — тут не знаю. Но, думаю, что ее тетушка тоже имеет мысли на этот счет. Я как-нибудь поговорю с ней.

Я любила приезжать на праздники домой. Тетушка Софи всегда встречала меня на станции, а так как ни Тамарикс, ни Рэчел никто никогда не встречал, тетушка Софи опекала нас всех, как опекала с момента начала нашей учебы. Тамарикс и Рэчел весело воспринимали это, а я гордилась своей тетей.