В Москве они остановились у Ольгиной подруги, которая была замужем за крупным промышленником. Своих детей у неё не было, и она с радостью согласилась на то, что дети будут жить в их доме. Серёжа блестяще выдержал все экзамены. Танюша тоже, к немалому удивлению Ольги, поступила в студию при МХАТе. Ольга и радовалась безумно, и переживала, ведь впервые дети разлучатся с матерью и будут жить собственной, взрослой жизнью. Их могут обмануть, обидеть. Кто же теперь будет их жалеть и заботиться о них? Возвращаясь домой, она проплакала всю дорогу, вспоминая их испуганные, серьёзные лица на перроне вокзала.

Дома ждала верная Наталья Дмитриевна. Они теперь обе загрустили от того, что дом их осиротел, не было слышно звонкого Танюшкиного голоса, не было шумных сборищ, того буйства фантазии, которое бывает только у молодых.

Постепенно жизнь вернулась в свою колею. Опять собирались друзья, приезжие, иногда хозяйка даже не знала всех гостей по именам. Всё чаше говорили о забастовках и митингах. У Ольги на фабрике тоже было неспокойно. Она видела, что многие недовольны своим положением, выставляя на митингах не только экономические, но и политические требования. Ольга пыталась идти навстречу рабочим, понимала, что люди должны трудиться в нормальных условиях, но они были по разные стороны баррикад, и в ней видели, прежде всего, собственника и эксплуататора.

Дети учились хорошо. Приезжали на каникулы и рассказывали матери о жизни в Москве. Борис, благодаря связям, стал известным в городе юристом. Он помогал сыну, обещая ему после окончания университета хорошее место. Танюша тоже делала определённые успехи, она уже участвовала в нескольких спектаклях и говорила только о великих артистах, рядом с которыми ей посчастливилось играть на сцене.

Ольгу пугала обстановка в городе, в стране. Ей казалось, что мир рушится, земля уходит из-под ног. Она чувствовала, что грядут какие-то события, резкие перемены в судьбе. Когда дети уезжали, ей было особенно одиноко. Шла мировая война, на фабрике выпускали сукно для солдатских шинелей. Она всё чаще слышала, как у знакомых детей забирали на фронт. Видела, как матери читают сводки и как стали приходить первые похоронки.

В свой приезд в Москву она просила Бориса о встрече. Ольга умоляла его помочь детям, особенно Серёже, – боялась, что его могут забрать на фронт. Их отношения с Борисом теперь носили дружеский характер, объединяли забота о детях, общие страхи и волнения. Он сказал только, что счастлив в своей новой семье, а она порадовалась, что наконец-то он нашёл себя.

Рабочие на фабрике всё чаще бастовали. Ольга понимала, что крах неизбежен, но она в каком-то слепом упрямстве не хотела ни о чем думать, ничего предпринимать. Да и что, собственно, она могла предпринять, когда столько судеб рушилось вокруг? Знакомые говорили, что надо бежать, пока не поздно, за границу, но она продолжала надеяться на чудо. Будто всё само пройдет и опять вернется та спокойная и мирная жизнь, которая была раньше.

Наталья Дмитриевна вообще не могла ничего понять из того, что происходило вокруг. Она только умоляла Ольгу не бросать её и говорила, что пойдет за ней куда угодно.

Ольга продолжала читать письмо:

«…Сегодня, вспоминая все события тех лет, я думаю о том, как изменилась жизнь. Мы познакомились в тысяча девятьсот восьмом, а сейчас тысяча девятьсот семнадцатый. Революция всё переместила, всех перемешала. От нашей спокойной прежней жизни остались только воспоминания и письма. Так удивительно читать сейчас твои письма о милых сердцу пустяках. Не наша вина, что жизнь раскололась и теперь есть два непримиримых лагеря, и надо выбирать своё место в строю. Я выбрал. Я иду защищать старую, привычную для меня жизнь. Может быть, я не прав, история рассудит нас, поставит всё на свои места, но сегодня я иду именно в белую армию и буду бороться, не жалея сил, за светлую жизнь, за будущее своих и твоих детей. А пока я нежно целую твои руки. До встречи, любимая. Я боюсь говорить тебе „прощай“, потому что страстно хочу жить, хочу увидеть это будущее и хочу, чтобы ты увидела его. Береги себя и детей! Целую твои письма!

До свидания, твой Георгий».

Ольга отложила письмо, слезы душили её. Казалось, что это послание было как завещание с того света. Она ругала себя, что не позволяла себе любить этого человека. Всё время боялась собственных чувств, боялась быть естественной, а теперь она ничего не может вернуть, не может даже ответить влюблённому на это теплое и нежное письмо, потому что писать было некуда. Где он сейчас? А может быть, уже убит? Эта мысль привела в ужас! Что делать, как жить? Она понимала, что жизнь раскололась на две половинки и надо выбирать свой путь.

После провозглашения советской власти в их городе Совет рабочих на фабрике объявил ей и всему начальствующему составу, что фабрика теперь принадлежит народу, а им, господам, здесь не место. Всё произошло так быстро и буднично, что Ольга даже не успела осмыслить происходящее. Она только не могла взять в толк, как же ей теперь жить дальше и что делать. Но разворачивающиеся события подсказывали только одно решение – надо всё бросить и уехать к детям. Из имения пришло горькое известие о том, что убит управляющий Петр Яковлевич, имение разграблено, а дом сожжён. Ольге было нестерпимо жаль и управляющего, и тот дом, и ту жизнь, которой они все там жили. Но колесо истории было неумолимо. Оно жестоко размалывало человеческие жизни. Брат воевал против брата, сын – против отца. Все перемешалось, выбилось из привычной колеи.

На следующий день, собрав самые необходимые вещи, Ольга с Натальей Дмитриевной выехали в Москву, к детям.

В Москву! В Москву! В Москву!

До Москвы добирались неделю. Если раньше, сев на поезд, они через десять часов были уже в Москве, то теперь дорога так измотала их, что Наталью Дмитриевну пришлось сразу с вокзала везти в больницу – сама идти она уже не могла.

На их долю выпало столько испытаний за этот нелёгкий путь, что было ощущение, будто они попали в чужую, незнакомую страну, а всё происходящее было страшным сном. Ольга была моложе и выносливее, чем Наталья Дмитриевна, но и ей приходилось нелегко.

Билеты на поезда уже давно не продавали. Каждый приходящий на станцию состав осаждали толпы людей. Её и Наталью Дмитриевну силой втолкнул в вагон какой-то красноармеец, иначе они никогда бы не сели в поезд. Они уже несколько дней жили на вокзале, пытаясь уехать. Все вели себя так, будто это был последний поезд, который увезёт их в новую хорошую жизнь. В вагоне было жарко. Им удалось найти место и сесть на скамью. Над головой свешивались чьи-то грязные, пахнущие потом ноги. Все проходы были заполнены стоящими людьми. В первый момент Ольге стало дурно, голова закружилась от духоты и смрада, но она была одержима одной мыслью: к детям, в Москву, во что бы то ни стало, Дети там одни. Их жизнь в опасности! Они беспомощны перед новым режимом.

Она и представить себе не могла, что дети как раз готовы к этой новой жизни, а вот она и Наталья Дмитриевна не имеют представления о том, что произошло в стране. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, видя, что многие хотят уехать. Значит, это правильное решение, и надо хоть как-то обустроиться в тяжёлой и долгой дороге.