Советов и порядок проведения таких съездов, в которых участвовали представители (депутаты), избираемые городскими Советами, Советами поселков городского типа с населением свыше 3000 жителей, фабриками и заводами, расположенными вне городских поселений, и уездными съездами Советов.

От уездных съездов избирался один депутат на 10 000 жителей, от Советов городов, поселков, фабрик и заводов – один депутат на 2 000 избирателей, но не свыше 300 депутатов на всю губернию. В ведение губернского съезда Советов входило рассмотрение и решение всех местных вопросов, а также обсуждение вопросов, имеющих общегосударственное значение, рассмотрение и утверждение местного бюджета, выборы делегатов на Всероссийский съезд Советов.

Губернский съезд Советов избирал губернский исполнительный комитет, который направлял и руководил деятельностью всех находящихся в пределах губернии советских учреждений. В полномочия губернского исполнительного комитета входили отмена и изменение противоречащих существующим законам и распоряжениям центральной или губернской власти постановлений и распоряжений всех подведомственных учреждений.

На деле же многие люди были лишены самых элементарных прав – на жизнь и на свободу. Человека могли расстрелять или отправить в концентрационный лагерь просто за его социальное происхождение, род занятий, высказанные суждения.

Что касается местных органов власти, то в отличие от дореволюционных времен их выборность была заменена отбором со стороны партийных структур.

Система государственных органов была представлена в Конституции РСФСР 1918 года следующим образом. Всероссийский съезд Советов являлся высшей властью в РСФСР и состоял из представителей городских Советов (по расчету один депутат на 25 000 избирателей) и представителей губернских съездов Советов (по расчету один депутат на 125 000 жителей).

В период между съездами высшую власть в Республике осуществлял Всероссийский центральный исполнительный комитет Советов, являвшийся высшим законодательным, распорядительным и контролирующим органом РСФСР. Глава 9 устанавливала предметы ведения как съезда, так и ВЦИК, без разделения компетенций. Например, изменить Конституцию, произвести отчуждение территории, принять в состав РСФСР мог и съезд, и ВЦИК. Учет мнения граждан, конечно же, не предусматривался.

В силу оперативности именно ВЦИК рассматривал и утверждал проекты декретов и иные предложения, вносимые Советом народных комиссаров или отдельными ведомствами, а также издавал собственные декреты и распоряжения.

ВЦИК, в свою очередь, образовывал Совет народных комиссаров для общего управления делами РСФСР и отделы (народные комиссариаты) для руководства отдельными отраслями управления. В осуществление этой задачи СНК издавал декреты, распоряжения, инструкции и принимал все меры, необходимые для правильного и быстрого течения государственной жизни.

Члены Совета народных комиссаров возглавляли наркоматы: а) по иностранным делам; б) по военным делам; в) по морским делам; г) по внутренним делам; д) юстиции; е) труда; ж) социального обеспечения; з) просвещения; и) почт и телеграфов; к) по делам национальностей; л) по финансовым делам; м) путей сообщения; н) земледелия; о) торговли и промышленности; п) продовольствия; р) государственного контроля; с) Высший совет народного хозяйства; т) здравоохранения.

Вопрос национально-территориального деления страны решался на основе разработанного В. И. Лениным учения о государственном единстве[226]. Формально РСФСР провозглашалась федерацией, хотя на самом деле таковой не была. Скорее это было государство с автономными образованиями[227].

Проект Конституции, разработанный под руководством профессора М. А. Рейснера, в котором предлагалось строить Советскую Республику «на началах свободного федеративного союза» отдельных городов, губерний, уездов и волостей, был отклонен[228].

Правовая природа Конституции 1918 года

Несмотря на явно переходный и злободневный характер описанного только что текста, представляется уместным задать вопрос: а каковы теоретико-правовые основания Конституции 1918 года?

Марксистская философия теорией права человечество не одарила, поскольку считала право умирающей надстроечной натурой, поэтому попробуем порассуждать постфактум.

Ясно, что Основной закон не основан на теории естественного права, которая коренится в «вечном законе», вытекающем из природы вещей. Наоборот, именно против сложившейся природы вещей – «буржуазной цивилизации» – и направлен пафос большевистской Конституции.

Вообще, с точки зрения этой теории Конституцию 1918 года следует назвать антиправовой, поскольку большая ее часть посвящена не наделению граждан правами, а, наоборот, лишению их.

Позитивистские теории права тут тоже явно не при чем. Социологический позитивизм с его программой балансирования интересов различных социальных групп находится в явном противоречии с классовой теорией и стремлением подавить «эксплуататоров». Нормативистский позитивизм, согласно которому право – это сумма фактически действующих законов, также не может считаться правовым обоснованием Конституции 1918 года. И не только потому, что ни о каких законах, а тем более их системе речь в этом документе не шла. Правовое государство в нормативистской трактовке, согласно которой все, в том числе и власть, подчиняются Закону, у большевиков вызывало резкое отторжение: пролетариат при осуществлении своей диктатуры и уничтожении «эксплуататоров» не должен подчиняться никаким формальным и моральным законам.

Лучше всего рассматриваемый документ ложится в политическое, этическое и юридическое учение, которое возникло чуть позже и утверждает, что моральные или правовые предписания являются результатом решений, принимаемых политическими авторитетами. Такое учение называется децизионизмом. При этом обоснованность решения заключается не столько в его содержании и формальном соответствии праву, сколько в том, что оно было принято соответствующим органом власти в надлежащем порядке. Решение обособляется от правовой нормы, а авторитет доказывает, что он для создания права не нуждается в праве. Таким образом, децизионизм служит обоснованием для режимов авторитарного типа.

Это учение, предложенное Карлом Шмиттом[229] в том числе и с учетом опыта Великой русской революции и других синдикалистских диктатур[230], так формулирует свой базовый тезис: суверен – это тот, кто принимает Решение (Dezision) о чрезвычайном положении, когда возникает реальная угроза системного краха государства. Имеется в виду наличие сильной политической воли, способной в условиях кризиса и при чрезвычайных обстоятельствах действовать решительно, принимая безотлагательные и ответственные решения, прекращая тем самым всякие политические дискуссии.

Такое Решение не имеет правовых, моральных, религиозных источников. Более того, само это решение ведет к ломке многих правовых норм.

С этой точки зрения правовое государство, провозглашаемое либерализмом, не может быть суверенным, так как власть в нем подчиняется праву, которое является результатом «общественного договора». Если в праве прописываются полномочия власти в чрезвычайной ситуации, то это означает, что власть подчиняется норме и, следовательно, не является суверенной. Суверен стоит вне нормально действующего правопорядка, но при этом принадлежит ему, «ибо он компетентен решать, может ли быть in toto[231] приостановлено действие конституции»[232].

Важнейшим признаком суверенного государства, по мнению Шмитта, является способность принимать решение относительно того, кто его враг, а кто – друг. Враг – это не символ, не некая абстракция, это осязаемая реальность, неотъемлемая часть бытия. В наиболее яркой форме данное право осуществляется при объявлении войны с обозначенным врагом