Он действительно не мешал. В лекционных аудиториях я садилась на самый последний ряд, за которым имелась небольшая площадка, на ней и стелила теплое одеяльце, перегораживала проход к ступенькам рюкзаком и портфелями мальчишек, наваливала сыну кучу игрушек, и он преспокойненько занимался своими играми и там же засыпал, не мешая, давая маме возможность учиться. И в классных аудиториях повторяла этот трюк.

Мальчишки наши с энтузиазмом помогали мне его таскать из аудитории в аудиторию, парень у меня был тяжеленький, и к концу дня у меня просто руки отваливались и спину ломило невыносимо, и могли повозиться с ним, пока мне надо было сгонять в туалет.

После института я неслась в больницу к маме, кормила ее, меняла белье, успокаивала, как могла. Оттуда бегом домой — кормить Макса, делать домашние задания и уроки, укладывать его спать и, оставляя дверь в комнату открытой, чтобы за ним присматривали соседи, которые сами это и предложили в виде помощи, бежать в магазин мыть полы. В выходные мы с Максом гуляли на детской площадке и в парке, а остальное время проводили у мамы в больнице.

Мы совершенно обеднели.

Присылаемых за нашу квартиру денег хватало только на то, чтобы оплатить эту комнату, а на жизнь оставались только те копейки, которые я зарабатывала. Я научилась экономить на всем, в первую очередь на себе. Научилась готовить «кашу из топора», стирать только хозяйственным мылом и использовать самый дешевый отбеливатель, штопать носки и поднимать петли на колготках, перешивать вещи для себя и сына, я перестала покупать памперсы, заменив их простыми пеленками из ветоши, по ночам делала за деньги курсовые работы для нерадивых студентов. А в выходные ездила на оптовые овощные базы, разумеется, с Максом на пузе, где из куч гниющих, списанных овощей я и такие же малоимущие выбирали целое и пригодное в пищу. Я таскала на себе сына впереди, сзади тяжелый рюкзак с его одеяльцем, одежками, игрушками, контейнерами с едой, в руке портфель с учебными причиндалами.

За полгода такой жизни я постарела на десять лет, спина от непрерывного ношения тяжестей болела постоянно, я похудела, ужасно осунулась и жила только ожиданием скорого лета, когда, сдав сессию, наконец смогу хоть немного отдохнуть и прийти в себя.

Но этой каторге не видно было конца, и я все отчетливей понимала, что не вытащу маму! Не справлюсь! Для этого нужны большие деньги, чтобы была возможность покупать дорогущие новые лекарства (которые к тому же требовалось доставать!) и лечиться у хороших врачей, что тоже немаловажно.

И я не знала, не знала, что делать!!! Мне ребенка не на что было кормить, порой на яблоко ему денег не хватало! От морального и физического истощения, когда я падала от усталости на кровать, чтобы поспать три-четыре часа, я каждый раз боялась, что не проснусь вообще. Больше всего я боялась за сына! Если я не справлюсь, если я сдохну тут вообще, что будет с ним?!

Я передумала и перебрала все, какие могла, варианты: взять, наконец, академку, забрать маму из больницы и вернуться домой. Найду там работу, да и тетя Валя с Вадимом помогут и остальные родственники. Но отвергала эту возможность — весна девяносто восьмого года, если где и есть хорошие врачи, то это в Москве, и как я маму в наш город перевезу вообще, если она еле передвигается?! Да и оттого, что мы вернемся домой, денег у нас не прибавится, а богатых родственников мы отродясь не имели.

Бросить институт и найти хорошую работу на целый день? А куда деть Макса? Да и где же найти такую распрекрасную работу, чтобы заработать необходимые деньги? Я пыталась и искала, но с маленьким ребенком на руках, учебой и больной мамой меня никуда не брали. А кому такое добро надо? Вот именно!

Однажды в пятницу, после последней пары, когда я уже мысленно представляла, как отработаю сегодня вечером, а завтра спать, спать, преподаватель, который вел у нас «Международное право», самый любимый мой предмет, обратился ко мне, когда все уже выходили из аудитории:

— Огнева, зайдите ко мне в кабинет, прямо сейчас.

У меня вспыхнула робкая надежда, а вдруг мне какую-нибудь материальную помощь предложат? Один раз деканат выделил мне небольшую сумму, и ребята моей группы скидывались пару раз, за что им великое спасибо.

Но преподаватель хотел поговорить о другом, хотя к материальной помощи предмет нашего разговора условно и можно было отнести. Он был профессор, и ему полагался отдельный кабинет. Я здесь бывала уже пару раз по учебным делам, и этот кабинет мне очень нравился, навевал ассоциации с английским клубом.

— Садитесь, Огнева, — указал он мне на посетительский стул с другой стороны своего стола и, дождавшись, когда я сяду, сложу возле ножки стула весь свой багаж и получше устрою в «кенгурятнике» заснувшего Макса, спросил: — Как вы это все на себе таскаете?

— Приходится, — пожала я плечами.

— М-да… — заметил неопределенно он. — Собственно, в какой-то степени именно об этом я и хотел с вами поговорить. Вы, надеюсь, понимаете, что кафедра сделала для вас исключение, разрешив посещать занятия с ребенком?

— Да, конечно, — заспешила уверить я, — но это временно, пока мама в больнице.

— И это длится уже полгода, — напомнил он мне и спросил: — Что с вашей мамой, какой у нее диагноз?

Я принялась перечислять ее диагнозы и прогнозы, которые давали врачи, и добавила к сказанному свою веру и надежду на ее скорейшее выздоровление.

— А если она так и не поправится, что вы намерены делать? — не впечатлился он моим необоснованным оптимизмом. — Ну, с горем пополам дотянете вы до конца этого учебного года и даже сдадите, как всегда, великолепно сессию, осталось-то всего два месяца, а что вы собираетесь делать на следующий год?

— Я не знаю, — честно призналась я. — Что-нибудь придумаю.

— Отец вашего ребенка наш студент? — неожиданно спросил он.

— Нет, он заканчивал другой институт.

— Он вам не помогает?

— Он эмигрировал за границу и живет там. И нет, не помогает, он не знает о существовании Максима.

— Очень хорошо. — И поправился: — Вернее, плохо для вас и сына. Мирослава, — почти официально обратился он ко мне, — я хотел сделать вам некое предложение, и, надеюсь, вы его внимательно выслушаете и воспримете со всей серьезностью.

— Я постараюсь, — хорошей ученицей пообещала я.

— Я давно к вам присматриваюсь, — начал, видимо, вступительную часть он. — Вы очень одаренная, я бы сказал, талантливая девушка. При надлежащем руководстве вы далеко пойдете и достигнете самого высокого уровня профессионализма. Мне импонирует ваша целеустремленность и сила духа, и еще вы мне нравитесь как женщина. Поэтому, тщательно взвесив все «за» и «против», я решил предложить вам стать моей женой.

— Что-о-о?.. — от удивления я даже рот раскрыла.

— Почему вас это так удивляет? — немного напрягся он.

— Ну-у-у… — быстренько опомнилась я и поспешила косвенно уверить, что не подвергла сомнениям его внешние мужские достоинства. — У нас в институте очень много умных и красивых девушек, гораздо более красивых, чем я, да к тому же без ребенка.